– В этой сделке Джона с банком ты имела право голоса? – спросил отец.
– Да, я могла отказаться. – Сьюзен пожала плечами. – Я согласилась, потому… – Она заколебалась.
– Потому что доверяла Джону? – подсказала мать.
– Джон мне всегда нравился, – сказал отец. – Но он делец. Я всегда чувствовал, что деньги для него важнее всего на свете.
Сьюзен скривилась, потому что боль вдруг усилилась. Может, это ребенок шевелится.
– Нужно будет обязательно найти тебе сегодня доктора, – с тревогой сказала мать.
Сьюзен помотала головой:
– Я просто очень устала. Высплюсь, и будет лучше.
– Тогда завтра мы поедем в медицинский центр, к доктору Гудману. Тебе он понравится, он самый замечательный врач на свете.
Сьюзен сделала глоток апельсинового сока. Воздух в комнате был какой-то вязкий. Сьюзен вдруг показалось, что ей все это снится. Ей было очень странно сидеть вот так, без Джона, с родителями. Она вспомнила, что серебряные часы, стоящие на камине, раньше были вмонтированы в приборную панель старого «паккарда». Они работали от спрятанной позади них батареи. Стрелки показывали 7:25 вечера. Она быстро посчитала: в Англии 3:25 утра.
Она вдруг почувствовала себя виноватой за то, что не оставила Джону записки. Может, стоит позвонить ему, сказать, что с ней все в порядке, что она останется с родителями до тех пор, пока ребенок не появится на свет и суд не возьмет его под свою защиту.
Но тогда он будет знать, где она. Он расскажет мистеру Сароцини и Ванроу.
А они приедут и схватят ее.
Кунц в своей квартире в Эрлс-Корт услышал, как Сьюзен произнесла:
– Я не могу отдать своего ребенка. Я не хочу, чтобы его убили.
Затем ее мать сказала:
– Если этот Сароцини здесь объявится…
Отец Сьюзен, Дик Корриган, остановил жену:
– Гейл, давай не будем спешить с выводами. Сьюзен устала, ей надо успокоиться. У нее было потрясение, которое усугубил долгий перелет. Эти перелеты кого хочешь уездят – помнишь, как мы себя чувствовали, когда вернулись из Европы? Не надо ничего сейчас решать. Я думаю, Сьюзен следует хорошенько поесть, хорошенько выспаться. Мы поговорим обо всем потом, утром.