— Никому неведомо.

— Ну, здрасьте, — сказал я. — Зачем кому-то коллекционировать Амброзов?

— Тоже пока не выяснено.

— Так-так… — ответствовал я. — А знаешь ли ты, что тебя ждут двое новых посетителей, да и начальник на тебя посматривает? Хочешь вылететь с работы?

— А что, и хочу!

Всё же Эстелла вернулась за прилавок, чтобы встретить новых клиентов. Я посматривал на неё поверх своей кофейной чашки, гадая, то ли я глупец, то ли здравомыслящий человек. Мы с дядюшкой Эмом знали Эстеллу уже давно; она бросила подвизаться на той же ярмарке в том же сезоне, что и мы, и прибыла в Чикаго в одно время с нами. С тех пор мы постоянно с ней виделись, но лишь в последние несколько месяцев квартировали все в одном доме. Так или иначе, а всё же я слишком хорошо знал Эстеллу и всерьёз ей симпатизировал, чтобы возжелать с ней мимолётных встреч; однако я также был весьма далёк от стремления к союзу, который грозил бы сделаться постоянным.

Но сидя вот так и наблюдая за ней, я подумал, а не прав ли был дядюшка Амброз, когда говорил, что я просто псих, если так смотрю на вещи. А вспомнив про дядюшку Эма, я подумал, что он, должно быть, уже вернулся домой, а потому я побыстрее покончил с кофе, помахал Эстелле на прощание и вышел на улицу.

Нет, дядюшка Эм не возвращался, а было уже почти восемь, так что я вновь спустился на первый этаж и постучал в дверь к миссис Брэйди, нашей домохозяйке. Я поинтересовался, не было ли для меня телефонного сообщения; миссис Брэйди ответила отрицательно.

Я вновь поднялся в нашу комнату. Комната располагалась во втором этаже окнами на улицу, светлая и просторная даже для двоих; чтобы поубивать время, я достал свой тромбон. Играл я тихонько, насколько вообще тихонько можно играть на тромбоне. Несколько гамм для разминки, затем — пластинку на переносной проигрыватель, бибоп в исполнении Диззи Джиллспи, — и ну дудеть вместе с ним.

В дверь постучали. Протянув руку, я выключил проигрыватель и крикнул «Войдите!»

Дверь открылась, и наш сосед Честер Хемлин вяло прикорнул к косяку. Он был неглиже: только майка, штаны да тапочки.

— Играешь, как сам Джимми Дорси, — произнёс Честер.

— Ты хотел сказать, Томми Дорси, — поправил я его.

— Разве? — он усмехнулся.

— Непременно, — ответил я. — Это всё, чего ты хотел сказать?

Честер воздел руку, и я увидел, что в кулаке у него зажата отвёртка.

— Можешь управится с этой штуковиной? — спросил он.

— Система знакомая. У неё на кончике такое плоское лезвие. А на головке шурупа — прорезь. Вставляешь лезвие в прорезь и поворачиваешь. Кажется, по часовой стрелке.