Она кивает шкафу в углу, по-прежнему избегая моего взгляда.

— Да. Пожалуй, что правильно.

— А еще ты на кого-нибудь злишься?

— На маму, наверное. Не знаю почему. Я всегда думала, что это он из-за нее ушел.

— Хорошо, — говорю я. — А еще на кого?

Какое-то время Лэйси молчит, ковыряя ногтем складку кожи.

— На себя, — наконец шепчет она, уже не обращая внимания на застилающие глаза слезы. — Что я была слишком плохая, чтобы он захотел остаться.

— Всем нам случается разозлиться, — говорю я. — Теперь, когда у тебя получилось произнести вслух, на что ты злишься, мы можем поработать над тем, чтобы ты лучше справлялась со своим гневом. Справлялась с ним так, чтобы себе не вредить. Как тебе такой план?

— Херня все это дурацкая, — бормочет она.

— Что именно?

— Все. И он, и вот это. Что я здесь.

— Лэйси, что дурацкого в том, что ты здесь?

— Потому что мне пришлось!

Девочка уже кричит. Я спокойно откидываюсь на спинку кресла и переплетаю пальцы. Пусть выкричится.

— Да, я злюсь, — произносит она. — И что теперь? Папа от меня на хер ушел. Он меня бросил. Вы хоть понимаете, что это такое? Знаете, каково это — без отца жить? Когда в школе все на тебя таращатся? И за спиной еще шушукаются!

— Так получилось, что знаю, — отвечаю я. — Знаю, каково это. Приятного тут мало.

Лэйси умолкает, сложенные на коленях руки дрожат, подушечки большого и указательного пальцев теребят крестик на браслете. Вверх-вниз, вверх-вниз.