Я не могу объяснить, но почему-то эта мысль испугала меня гораздо больше, чем если бы здесь и впрямь оказалась темница.

Я поежилась и пошла медленней, потом споткнулась и чуть не упала. Резиновые башмаки оказались тяжелыми и неудобными.

— Идемте же, — подталкивала меня сестра Спиллер.

— Какая нам нужна? — спросила другая сестра, поглядывая на двери.

— Четырнадцатая. Пришли.

На каждой двери была привинчена табличка. Мы остановились под одной из них, и сестра Спиллер постучала, потом сунула ключ в замок и повернула. Ключ был простейший и блестел от частого употребления. Она носила его на цепи, притороченной к карману.

Комната, в которую она завела нас, не была комнатой в полном смысле этого слова — она была выгорожена из большей с помощью деревянной перегородки. Я ведь уже говорила, что весь дом был покореженный и ненормальный. В деревянной перегородке на самом верху было окно, через которое сюда проникал свет из соседней комнаты, но своего окна на улицу не было. Воздух был спертый. Здесь стояли четыре кровати, а также кушетка для сестры милосердия. На трех кроватях сидели женщины, они одевались. На четвертой не было никого.

— Ваша будет, — проговорила сестра Спиллер, подводя меня к ней. Кровать стояла рядом с кушеткой. — Сюда мы помещаем подозрительных дам. Попробуйте только что-нибудь выкинуть, сестра Бекон сразу заметит. Правда, сестра Бекон?

Это была сестра, поставленная присматривать за этой палатой.

— Да, да, — закивала она, потирая руки.

У нее была, видимо, какая-то болезнь: пальцы у нее были толстые и розовые, как колбаски — прибавьте к этому ее фамилию, — и она их все время терла. Сестра Бекон посмотрела на меня так же равнодушно, как и все прочие сестры, и сказала то же, что и они:

— Молоденькая какая. Сколько ей?

— Шестнадцать, — ответила чернявая.

— Семнадцать, — поправила я.

— Шестнадцать? Мы бы могли звать вас нашей дочкой, если бы не Бетти. Посмотрите-ка, Бетти! Вот юная девица, новенькая, вам почти ровесница. Наверное, она умеет быстро бегать по лестнице. И наверное, знает хорошие манеры. А, Бетти?

Женщина, к которой она обращалась, стояла рядом с кроватью напротив меня и через голову натягивала платье, которое с трудом налезало на ее толстый живот. Сперва я приняла ее за девочку, но, когда она повернулась и я увидела ее лицо, я поняла, что она взрослая, только дурочка. Она испуганно посмотрела на меня, и сестры засмеялись. Позже я поняла, что они обращались с ней почти как со служанкой: она у них была на побегушках, хотя — и в это трудно поверить — происходила из знатного и богатого рода.