Богуслав влетел во двор замка, и Вайде показалось, будто сам Диавол явился по душу ее. Вороной Каян, княжий любимец, за которого Богуслав серебром по весу платил, задыхался от быстрого бега, тонкие ноги дрожали, а с черных, точно уголь, боков, падала кровавая пена — не пожалел коня князь, значит, и Вайде не стоит ждать прощения.
Богуслав влетел во двор замка, и Вайде показалось, будто сам Диавол явился по душу ее. Вороной Каян, княжий любимец, за которого Богуслав серебром по весу платил, задыхался от быстрого бега, тонкие ноги дрожали, а с черных, точно уголь, боков, падала кровавая пена — не пожалел коня князь, значит, и Вайде не стоит ждать прощения.
— Кто?! — От рева Богуслава вздрогнули каменные стены, но Вайда лишь покаянно опустила голову.
— Кто?! — От рева Богуслава вздрогнули каменные стены, но Вайда лишь покаянно опустила голову.
— Не гоже на люди сор выносить. — Тактично заметила Каролина, князь лишь заскрежетал зубами, алая пелена гнева застилала разум, мешала думать.
— Не гоже на люди сор выносить. — Тактично заметила Каролина, князь лишь заскрежетал зубами, алая пелена гнева застилала разум, мешала думать.
— Вон! Все вон!
— Вон! Все вон!
Не нашлось человека, который осмелился бы ослушаться князя, двор опустел, и лишь обиженные лиловые глаза Каяна следили жестоким хозяином.
Не нашлось человека, который осмелился бы ослушаться князя, двор опустел, и лишь обиженные лиловые глаза Каяна следили жестоким хозяином.
— Кто? — Повторил вопрос князь, и у Вайда против воли из глаз посыпались слезы.
— Кто? — Повторил вопрос князь, и у Вайда против воли из глаз посыпались слезы.
А Каролина улыбается, тени скользят по костлявому лицу, гладят впалые щеки, нежно касаются тонких губ и стыдливой вуалью прикрывают волосы, щедро посеребренные сединой. О, сколь же ненавистно Вайде это лицо, и взгляд тяжелый, словно буро-зеленый валун, торчащий посреди двора.
А Каролина улыбается, тени скользят по костлявому лицу, гладят впалые щеки, нежно касаются тонких губ и стыдливой вуалью прикрывают волосы, щедро посеребренные сединой. О, сколь же ненавистно Вайде это лицо, и взгляд тяжелый, словно буро-зеленый валун, торчащий посреди двора.
Холодна Каролина, Библию в руках сжимает, а о милосердии и слыхом не слыхивала.
Холодна Каролина, Библию в руках сжимает, а о милосердии и слыхом не слыхивала.
— Муж мой. — Но вот голос у нее красивый, теплый, словно солнышко в верасне, да только обманчиво то тепло, чуть зазеваешься, и застудит, заморозит до лихоманки.
— Муж мой. — Но вот голос у нее красивый, теплый, словно солнышко в верасне, да только обманчиво то тепло, чуть зазеваешься, и застудит, заморозит до лихоманки.