Лях проник в сейф господина Яйблаа и выгреб его подчистую. В качестве визитной карточки он оставил старую хромированную фомку Фомы, которую Седой принес когда-то Призраку.

Потом он позвонил Фоме и в непринужденном, почти светском разговоре заметил с горечью.

— Эх, Фома! Мы ведь не первый год знакомы. Я думал, Седой только твою жену трахает, а выходит, он и тебя тоже во все дырки дерет.

— Что? Да я тебя! Да я его!

— Не кипятись так, а то кондрашка хватит, — побеспокоился Лях.

Но Фома уже бросил трубку.

Лях повернулся к друзьям.

— Поедем, посмотрим.

* * *

В особняке господина Яйблаа уже работала милиция. Крюков прошел сам и протащил друзей. Сильвер, даром что в розыске, вел себя вполне свободно.

Тело Фомы с пробитым черепом лежало на полу холла. В соседней комнате лежал Чингиз. Он был мертв, хотя кровь сочилась из его горла.

Лях наклонился и посмотрел внимательно. Потом потянул его за короткие черные волосы и они остались в его руке. Под ними сверкнула снегом седая шевелюра.

— Вот почему твой Чингиз от тебя прятался и всю банду поменял, — объяснил Лях Сильверу.

— Выходит, на плотине Седой Чингиза замочил, — догадался Крюков.

— А вот и след от Волохиной мойки, — Лях указал на шрам возле искусственного глаза Седого.

Они стояли и думали каждый о своем. Наконец Крюков спохватился.

— А общак-то накрылся. Бабки Седой на свое имя в банк положил. Теперь ими разве что его наследники попользуются.

— Знать бы, где их найти, — вздохнул Лях. — деньги там немалые, людям принадлежат.

Крюкова отозвал в сторону милицейский сержант.

— Там какая-то баба. Говорит — его жена, — сказал он.