Дальнейшее поведение миссис Робинсон становится теперь понятным. Минут через сорок после попадания в организм яд начал действовать. Постепенно у миссис Робинсон стали отниматься конечности. Ей было сложно передвигаться от автобуса к фуникулёру, ей становилось сложнее поворачивать голову и поднимать руки, и под конец она уже не могла удержать бутылку в руке. А когда она не смогла встать и попыталась об этом сказать, то обнаружила, что не может говорить. Всё, что ей удалось – упасть на пол. В таком состоянии, не двигаясь, одна, в диком страхе, не понимая ничего, она пролежала самые долгие минуты своей жизни, пока яд не остановил её сердце.

Карлсен замолчал, хмурый взгляд его впился в одну точку в полу.

Только сейчас присутствующим открылась бездна, настоящая бездна мучений, которые на самом деле испытала миссис Робинсон перед смертью. Ведь никто из них даже не догадывался. Она плакала, просила помощи, говорила – кричала о своей боли!

Но их всех она только раздражала.

Мэри разрыдалась. Джон Робинсон крепко обнял её.

По щекам мисс Нортон лились слёзы, ей резко стало не хватать воздуха.

Вероника Бёрч, потрясённая, спросила:

– Зачем миссис Палмер понадобилось убивать Тамару?

Карлсен тронул ворот рубашки, неожиданно ставший ему тесным.

– Вечером накануне отъезда из отеля «Сорока» миссис Робинсон спустилась в бар, чтобы позвать мужа спать. Мистер Робинсон протянул ей письмо, увидел такси на улице и вышел в надежде уехать куда-нибудь. Но как мистер Робинсон из гостиницы мог увидеть такси в кромешной мгле? Только если бы горели фары. Значит, такси либо готовилось отъезжать, либо только приехало. Водитель не сказал, что ждёт другого пассажира, значит, он только что кого-то привёз. Миссис Робинсон, находясь в трезвом сознании, прекрасно понимала, что на такси приехал мистер Палмер, хоть сам он и сказал ей, что лишь выходил прогуляться перед сном. Миссис Робинсон стало интересно, куда же он ездил в такой час. Они заговорили, стали подниматься наверх, и вдруг миссис Робинсон расцвела, начала улыбаться. Что такого она для себя открыла? Ну конечно! От Палмера пахло духами, теми, что с ароматом вербены, которые так не любила миссис Палмер. Ричард Палмер ездил к другой женщине! Понимаете, какое непаханое поле для интриг и всего прочего только что открылось для миссис Робинсон?

Муж протрезвеет и, возможно, не вспомнит ни про какое письмо, потому, не став его дожидаться, Тамара уснула в хорошем настроении, думая, как же ей завтра поступить.

И когда на следующий день она увидела в коридоре миссис Палмер, то пригласила её к себе на чашку кофе. Можно по-разному представить себе их разговор, но мы точно знаем пару фраз, сказанных Тамарой Робинсон: «…чтобы какая-то пигалица вешалась на моего мужа… какой позор…» и «…мой муж ни за что не свяжется с такой девицей, как ты его ни соблазняй…». Мисс Бёрч и Коннор оба решили, что Тамара беседует с Мэри. Мисс Бёрч думала, что понимала, к чему были эти слова, а вот Коннор не находил в услышанном никакого смысла. Но сейчас-то нам с вами очевидно: Тамара Робинсон, предположив, что мистер Палмер ездил в бордель, выражала его жене своё сочувствие, попутно замечая – и весьма колко! – что её собственный муж, который до этого прилюдно её оскорблял, так бы не поступил.