— Почты нет?

— Только газеты.

— Там есть?..

— Да. Вскрытие показало, что он умер в обмороке. От эмоций, а не от удушья.

— Это не имеет значения.

— Кто знает, убийцу могут обвинить только в насильственных действиях, повлекших за собой смерть. По крайней мере, мне так кажется.

— Для нас, во всяком случае, ничего не меняется, — заключил Лепра.

— Может, все-таки поздороваешься? — сказала Ева.

— Доброе утро.

Они позавтракали на кухне. У них не было сил нести чашки и приборы в гостиную.

— Ну вот, мы как старые супруги, — сказала Ева. — Представь себе, что эта сцена повторяется ежедневно в течение двадцати или тридцати лет. Ты бы выдержал?

— Почему же нет?

— Нет, Жанно. Не насилуй себя. Почему ты всегда бежишь от очевидного? Мой муж был точно таким же. Он кидался за каждой юбкой и в то же время упрекал меня в неверности. Логики никакой ни у одного, ни у другого.

Лепра рассеянно слушал ее, подавляя зевоту. В это утро Ева казалась ему почти чужой. Он впервые размышлял о том, какая система защиты ему наиболее выгодна. Во-первых, надо настаивать на убийстве из ревности — это судьба, а судьба неумолима. И преступник — лишь заблудшая овца.

— Ева, — прошептал он, — я хочу задать тебе один деликатный вопрос. Но обещай мне, что ответишь спокойно… Не рассердишься… Помнишь фразу с последней пластинки? «Когда будете ее допрашивать, она вам все объяснит».

— Ну?

— Это правда?.. Ты действительно все объяснишь?'

Ева поставила чашку.

— Естественно, — сказала она. — Все. А что? Тебя это пугает?

— Нас будут допрашивать по отдельности. И если наши показания не совпадут…