— Как видишь, — сказала она, — я начинаю ходить. Еще побаливает, но рана уже затянулась.
Она отвела меня в гостиную и там, даже не закрывая двери, обхватила мое лицо руками, прижимаясь своими губами к моим так сильно, что перехватило дыхание. Мы чуть не потеряли равновесие.
— Франсуа, дорогой… Ты не сердишься?.. Все забыто?
Она вновь поцеловала меня. В том поцелуе было столько страсти, подлинных чувств, что и мне передалось ее волнение. Цепляясь за меня, она допрыгала до своего табурета и села.
— Франсуа… Дай я на тебя посмотрю!.. Нет, я тебя не потеряла! Ты меня любишь? Люби меня, Франсуа… особенно теперь, потому что я много выстрадала из-за нас обоих.
— Сними этот плащ, — сказал я.
Ее это озадачило. Она не поняла, что мне было стыдно держать в объятиях женщину, проникшую ко мне в дом словно преступница.
— Ты ведешь себя странно, мой дорогой.
Она сняла плащ. Теперь передо мной прежняя Мириам, которую я так любил. Глаза светились нежностью.
— Я завтра уезжаю, — продолжала она, — еду в Париж подписать контракт. Директор галереи, о котором я тебе уже говорила… ты забыл, но не важно… так вот, он согласен. Если в последнее время я и была в плохом настроении, малыш, то лишь потому, что пришлось за себя постоять, а это было очень не легко. Но он все-таки принял мои условия! В субботу я получила от него письмо. Мне придется остаться в Париже на пять-шесть дней, чтобы подготовить открытие выставки, потом вернусь проверить, все ли в порядке, и запру дом. Это станет началом новой жизни. И у тебя будет время решить твои проблемы…
Гостиная почти опустела. Большая часть полотен исчезла, вдоль стены стояли чемоданы с разноцветными этикетками.
— Садись, мой милый Франсуа! Ты прямо как в гостях.
Я пододвинул ногой стул. И с любопытством, к которому примешивался страх, ждал продолжения. Так охотник, притаившись в зарослях, ждет зверя, по следам которого он шел.
— Пришлось действовать на свой страх и риск, — сказала она. — Правда, ты этого не любишь, но иначе я не могла. Вот увидишь, все уладится! В итоге я остановилась на Мадагаскаре.
Она засмеялась, может, чтобы скрыть цинизм этих слов, схватила меня за руку по своей отвратительной привычке.
— Для тебя страна не имеет значения. Ты никогда не покидал Францию. Я знаю, на Мадагаскаре нас ждет успех. Хочу реванш! Сначала поедем в Тананариве. Там знакомые обещали тебя устроить. Это животноводческая страна. Что коровы на Мадагаскаре, что в Вандее! Только тебе придется лечить не сто или двести животных, а пятнадцать или двадцать тысяч! Есть ради чего ехать! Доволен?