Впрочем, она тут же спохватилась:

— Конечно, дорогой, то, чем ты занимаешься, все же очень важно. Только не ешь так быстро. После этого нечего удивляться, что у тебя болит живот. Ты думаешь, все эти снадобья, которые лежат возле твоей тарелки, тебе помогут?

У тебя еще будет случай узнать, что Элизабет — большая мастерица перескакивать с одного на другое. Только не подумай, что она идиотка. Да и не вредная. Сам посуди: телевизора в замке нет. Только транзистор, да и тот, кроме отца, никто не слушает. Здесь получают только местную газетенку, в которой извещения о смерти и цены на рыбу занимают больше места, чем политические новости. Так что, по правде говоря, ей даже неизвестно, что этот мир существует. Она живет как в заповеднике — вроде ценных животных, которые вот-вот исчезнут. Я вовсе не суров к ней. Я просто прохожий, человек ниоткуда. Я описываю вещи такими, какими их вижу. Ну, а ты вправе потом кое-что сгладить.

Ладно! Пора кончать с этим церемонным обедом. В восемь я вышел из-за стола. Благодаря лишнему часу летнего времени сумерки здесь во Франции тянутся на удивление долго, и косые лучи солнца все еще проглядывали сквозь деревья, так что мне захотелось пройтись. Я выбрал длинную аллею, по которой можно добраться до заброшенной заводи. По обеим сторонам дороги стоят великолепные тополя, похожие на парусники во время регаты. Как я люблю неумолчный шелест листьев! Сам не знаю почему, только для меня это и есть счастье. Счастье, как в десять лет, когда я, навьючив на себя тяжелые снасти, отправлялся на рыбалку. Так, прижимая рукою бок, потому что мой желудок с трудом справлялся с обедом, я шагал, окруженный воспоминаниями. И вдруг, словно видение, возникшее из сумерек, рядом со мной появилась Клер. Она взяла меня за руку, словно маленькая девочка, которую ведут в школу, и приноровилась к моему шагу.

— Спорим, что ты удрала без спросу, — сказал я.

Она не ответила. Я не знал, как с ней говорить, опасаясь, что не найду верный тон. Вдруг это будет чересчур по-детски или, наоборот, слишком серьезно для нее. Ее застенчивость, скрытая внешней бесцеремонностью, казалась мне лишней помехой. Вместо этого я ускорил шаг, стараясь внести в наши отношения задор и веселость, которых вовсе не испытывал, она тут же, смеясь, вступила в игру. Вскоре я решился задать дурацкий вопрос:

— Знаешь, как меня зовут?

— Дени.

— Я твой брат?

— Да.

— Я тебе нравлюсь?

— Да.

— А еще кого ты любишь? Папу?

Она указала рукой в глубь аллеи.

— Папа во-он там.

Представь себе мое волнение.

Нетрудно догадаться, что я почувствовал при этих словах. Она потянула меня за собой, и вскоре мы очутились на топком песчаном берегу пересохшего ручейка. Рядом были привязаны плоскодонка из замка и каноэ, по которому не мешало бы разок пройтись лаком.