— Нет. Люблю дома обедать.

— Как и я. Ешь где придется и что попало, а потом всё на здоровье и сказывается.

Разговор приобретает дружеский характер. Наконец Мареско решается:

— Теперь мы в другой обстановке, признайтесь, вы мне часто лгали?

— Я?

— Да. Вы быстро раскусили, что меня можно разжалобить рассказами о ваших бедствиях и страданиях. Это так! Увы, такое воспитание, и вы воспользовались. Это не упрек — это урок мне на будущее. А признайтесь, иногда вы мне рассказывали совершенно невероятные истории, удовольствия ради выдуманные вами… А, добрый чинуша, тебе нужны сильные до отвращения эмоции — так на, получай! Кража сапфира или бумажника… Вы думали, меня так просто обвести вокруг пальца?

— Нет.

— Вы правы. Я очень доверчив. Не настолько, чтобы, но… я вас понял! Что-то вроде мести? Вас арестовали, посадили в тюрьму и насильно навязали адвоката, посредственного, неопытного! Нашли козла отпущения. Нет, да сидите же! И вот мы сейчас за этим столом, перед нами аппетитное жаркое, и мы с вами похожи на двух сообщников… Скажите: вы такая опытная, виртуоз в своем деле, как вы это делаете?

Иоланда сначала возмущается, кипит, нервничает. Затем снисходительно-игриво:

— Вы необычный адвокат! Признаюсь, мне нравилось видеть вас озадаченным и сердитым. Вам нравилось слушать о мелких кражах, но не о крупных! Столько страдания было написано на вашем лице.

Смеются оба. Мареско поднимает бокал:

— Ваше здоровье! В вас что-то есть, честное слово! А теперь я вас спрошу о том, о чем недавно и не посмел бы спросить.

— Смелее!

— Боюсь, пошлете меня куда подальше.

— О, мэтр, я думала, мы друзья!

Молчание, слышен звон посуды. Мареско держит Иоланду за руку.

— Я бы хотел… как бы сказать… Я бы хотел сам все видеть. Понимаете? Вот.

— И все? — говорит она, немало удивленная. — Хорошо. Вот салфетки…

— Нет, не то. Я хочу пойти в Нувель-Галери. И вы украдете, что хотите.

— Я вас не понимаю.