— Конечно, это у них там, тридцатник — это самый расцвет, а у нас женщина в таком возрасте чуть ли ни старухой считается, — вслух проворчала она.

— Верунчик, выручи еще разочек, а? — продолжал стенать дядя Коля с улицы. — Ты ж знаешь. Я только до пенсии. Как получу — сразу к тебе.

Вера только досадливо покачала головой. Кто бы ей одолжил… хотя бы крошечную толику красивой, обеспеченной жизни, про которую пишут в журналах и показывают по телевизору. Она сама жила на одно пособие по инвалидности. Хотя в деревне этого было вполне достаточно. У нее была корова, куры и огород, которые не давали умереть с голоду. Она даже в продуктовый магазин ходила только один раз в месяц, за мукой и крупой. Остальное было свое — домашнее.

Но избавиться от дяди Коли было гораздо сложнее, чем от солнечного лучика. Когда Вера вышла из сарая, он по-прежнему стоял, привалившись грудью на забор, просовывая внутрь заросшую опухшую физиономию.

— Спасу от вас никакого нет, — вздохнула Вера. — Алкаш чертов. Отца моего своим пойлом на тот свет отправил. Теперь и сам туда собираешься?

— Что ты такое говоришь, Верунь! — сделал круглые глаза старик. — Я ж отца твоего любил. Он ведь моим лучшим другом был.

— Собутыльником, а не другом он тебе был, — сказала Вера и погрозила кулаком Дружку, в порыве нежности собравшемуся поставить передние лапы ей на грудь. Так он выражал свою любовь. Хоть и знал, что хозяйке такое проявление чувств не нравится.

— Просто здоровишко у твоего бати совсем слабеньким оказалось, — кажется, в глазах дяди Коли даже блеснула слеза. — Кто ж знал…

— Да куда уж ему до тебя, старого алкаша, — усмехнулась Вера. — Могу только тридцать рублей дать. Больше нету.

— Давай хоть полтинник, — оживился старик.

— Обойдешься! — вспылила Вера. — Тебя поить буду, а сама впроголодь жить?!

— Так бы и сказала, — замахал руками дядя Коля. — Нет так нет. Давай сколько есть.

— Жди, сейчас вынесу, — так же резко, как вспыхнула, успокоилась Вера.

Старинная мамина шкатулка стояла на антресолях, заваленная древним тряпьем. С малых лет Вера хранила там самое ценное. Сначала марки, потом наклейки, чуть позже — записки от своего одноклассника Сени. Сейчас там лежали мамины золотые сережки, цепочка и те крохи, которые ей удавалось сэкономить. Десятирублевых купюр там не оказалось. Пришлось брать пятьдесят рублей.

— Спасибо, дочка! — пришел в неописуемый восторг дядя Коля. — Все-таки сжалилась над стариком. Добрая у тебя душа, Верочка, добрая. Всегда об этом знал, а теперь еще раз убедился. Дай Бог тебе здоровья, да мужика хорошего.