– Не б-беспокойтесь, Зюкин. Шкатулку я спрятал так, что и сыскной отдел полиции не отыщет, – успокоил он меня.

Платье и шляпку мы купили довольно легко, в магазине «Бо Брюммель. Товары из Лондона». Нам обоим пришлось по сердцу светло-палевое платье из барежа-шамбери с золотой нитью и накидкой-сорти. Фандорин выложил за него сто тридцать пять рублей, и, ей-богу, оно стоило этих денег. Шляпка из кружевного тюля с шотландским фаншоном (мой выбор) встала в четвертную. Эрасту Петровичу показались излишеством бумажные фиалки на тулье, а на мой взгляд они отлично шли к глазам Эмилии.

Тяжело пришлось в магазине дамского белья. Здесь мы задержались надолго, потому что не могли толком ответить ни на один вопрос продавщицы. Фандорин выглядел смущённым, я же и вовсе был готов под землю провалиться – особенно, когда бесстыжая девица стала допытываться про размер бюста.

Именно в этой лавке я подслушал разговор, от которого моё настроение решительно испортилось, так что я перестал участвовать в обсуждении покупок, всецело положившись на Эраста Петровича.

Разговаривали две дамы – вполголоса, но было отлично слышно.

– …А государь прослезился и говорит: «Это знак свыше, что мне не нужно царствовать. Я сложу с себя венец и уйду в монастырь, чтобы весь остаток моих дней молиться о душах погибших», – говорила одна, полная и важная, но, судя по виду, не из самого большого света. – Мой Серж слышал это собственными ушами, потому что вчера состоял при его высочестве дежурным чиновником.

– Какое величие души! – восхитилась собеседница, дама помоложе и попроще, взиравшая на толстуху с почтением. – А что Симеон Александрович? Неужто правду говорят, что это именно он уговорил царя и царицу все-таки отправиться на этот злосчастный бал?

Я потихоньку подобрался ближе, делая вид, что увлечён разглядыванием каких-то кружевных штанишек с рюшами и оборочками.

– Сущая правда, – понизила голос первая. – Серж слышал, как его высочество сказал: «Эка важность! Быдло потоптало друг друга в давке за дармовщиной. Полно ребячиться, Ники, ступай царствовать».

Вряд ли у полной дамы хватило бы фантазии такое выдумать. Как это похоже на Симеона Александровича – повторить слово в слово фразу, некогда сказанную Александру Благословенному убийцей его венценосного отца!

– Ах, Филиппа Карловна, но зачем же было в такой вечер отправляться на бал к французскому посланнику!

Филиппа Карловна скорбно вздохнула, возвела очи горе.

– Что я могу вам ответить, Полинька? Лишь повторить слова Сержа: «Кого захочет наказать – лишит разума». Видите ли, граф Монтебелло специально для бала велел привезти из Франции сто тысяч роз. Если бал перенести, розы бы завяли. Поэтому их величества посетили раут, но в знак траура не стали танцевать. А по Москве среди простонародья уже слухи ходят, что царь со своей немкой отплясывали да радовались, что столько православных душ загубили. Ужасно, просто ужасно!