Он достал из кармана шёлковый мешочек и вынул оттуда каштановый локон. Я сразу узнал волосы Эмилии. Так вот какие у них были уроки французского… Но расстраиваться было некогда – проклятые муравьи предприняли обходной манёвр, и я поймал одного, самого настырного, у мадемуазель на ухе.

– Теперь понятно, почему у доктора Линда не было подруг и он слыл женоненавистником. Г-гомосексуализм здесь ни при чём. Эмилия ловко провела нас, пустив по ложному следу. Лорд Бэнвилл, надо полагать, давно уже покинул пределы империи, отыгравшись за утрату любовника на бедном мальчике Глинском. Ах, утончённый мистер Карр, безобидный поклонник синих гвоздик и зелёных незабудок! Его убили, чтобы ещё больше уверить нас в том, что Линд – это лорд Бэнвилл. Пока мы с вами, два идиота, выбирали доктору панталончики и чулочки, мадемуазель наверняка обыскала квартиру, не обнаружила ни шкатулки, ни «Орлова» и решила сделать ещё один шаг в своей хитроумной игре – п-протелефонировала в Эрмитаж Сомову и велела ему прикончить Карра. Операция вступала в завершающую стадию – Линду нужно было вернуть драгоценности и завладеть бриллиантом.

– Нет! – воскликнул я, охваченный внезапным ужасом. – Нет! Здесь что-то не так! Вы всё-таки ошиблись!

Он удивлённо уставился на меня, и я, давясь рыданиями, стал рассказывать про свой последний телефонный разговор с Эмилией.

– Если бы… если бы она была Линдом, то зачем отказалась? Я же сам… сам предлагал ей отдать и шкатулку, и бриллиант! Она не захотела! Она сказала, что доверяет вам и… и что я не должен вам мешать!

Но Фандорина это сообщение нисколько не сбило.

– Ну естественно, – кивнул он. – Одной д-добычи доктору было мало. Ему – тьфу, черт – то есть ей была нужна ещё и моя голова. Узнав от вас время и место встречи, она обрела возможность разом закончить свою московскую операцию. Самым т-триумфальным образом, исправив все сбои и сполна получив по счетам.

Эраст Петрович запнулся. Вид у него был такой, будто он передо мной виноват и намерен просить прощения.

Я не ошибся – он действительно стал извиняться:

– Афанасий Степанович, я жестоко обошёлся с вами. Использовал вас вслепую, ничего не объясняя и ни во что не п-посвящая. Но я не мог сказать вам правды – вы были очарованы Эмилией и ни за что мне не поверили бы. Вчера вечером я намеренно говорил с вами по телефону так резко и не посвятил ни в какие подробности. Мне нужно было разжечь вашу п-подозрительность. Я знал, что, одолеваемый сомнениями, вы захотите посоветоваться с единственным человеком, которому доверяете – с мадемуазель Деклик. И всё ей расскажете. Монашеское облачение я тоже придумал нарочно: Линд с его – о Господи, с её сверхъестественной находчивостью должна была сообразить, как удобен для неё этот маскарад. Клобук, чёрный креп и ряса позволяют идеально замаскировать и фигуру, и лицо. Я сам подсказал Линду – через вас – план действий. Мадемуазель отлично знала ваши привычки всегда являться раньше назначенного времени. Она пришла к мосту в двадцать минут шестого и стала ждать. Я ведь предупредил, что могу опоздать, поэтому она не сомневалась, что вы появитесь первым. Успела бы и забрать д-драгоценности и приготовиться ко встрече со мной. Да только я засел в кустах ещё с половины пятого… Я мог бы застрелить Линда раньше, ещё до вашего п-прихода, не подвергаясь никакому риску. Но вы бы потом Бог весть что себе вообразили. Вы ни за что бы не поверили в виновность мадемуазель Деклик, если бы она сама не раскрыла себя в вашем присутствии. Что она отличным образом и сделала. Правда, это стоило мне продырявленного плеча. А если бы солнце не светило ей в глаза, то исход сей д-дуэли был бы для меня ещё более печальным…