– Отнесись к этому спокойно, Тосиро, – сказал он.

Роза подошла к открытой двери и заглянула внутрь в ожидании ужасного зрелища, которое она предпочла бы не видеть.

Воздух в помещении был спертый, в середине комнаты стоял с поднятым мечом парень, совершенно непохожий на портрет, который всюду транслировали, за исключением светлых волос и самурайского узелка на голове.

Только теперь Роза по-настоящему поняла, что там происходит. Картина была пугающей: перед парнем сидела привязанная к конторскому стулу женщина с обнаженной шеей.

Парень стоял перед столом с компьютером точно в той позе, в какой стоял бы самурай, приготовившийся нанести удар: одна нога впереди, другая продолжала линию руки, державшей меч.

Карл стоял в углу. Гордон – рядом с парнем, дрожащей рукой он приставил пистолет к его голове. Никто не двигался.

На полу лежала другая женщина, ее трясло, и темное мокрое пятно под ней становилось все больше. Ее уже подготовили к казни, стянув блузу с плеч, так что шея была полностью открыта.

Парень взмок от пота. События явно развивались совсем не так, как он предполагал, и ему приходилось принимать быстрое решение. Надо ли наносить удар? Успеет ли он убить до того, как убьют его самого? Есть ли какие-то другие варианты?

Единственный человек, который продемонстрировал безграничное спокойствие, была женщина, которую Роза определила как мать. Она сидела спиной ко всем остальным и спокойно дышала, как будто примирилась с любым течением событий, как бы они ни закончились.

Сломал лед Гордон. То ли из-за волнения, то ли из-за своей обычной неуклюжести он нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, и пуля со свистом вошла в стену над компьютером, сделав большую дыру в газетной вырезке с жертвой номер двадцать один семнадцать.

Парень ошеломленно посмотрел на дыру.

– НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – закричал он и в бешенстве замахнулся мечом на все еще дрожащего Гордона.

Единственной из всех успела отреагировать мать. Одним рывком она перевернула конторский стул, к которому была привязана, и стол на сына. Тот упал и откатился в угол к стене.

Он был явно ошарашен, не понимая, что происходит. Но раньше, чем вмешались другие, парень задрал футболку и приставил меч к своему животу, готовый распороть его.

– Я совершу харакири, и вы ничего не сможете со мной сделать! – тонким голосом крикнул он.

Руки у него дрожали, лезвие острого меча окрасилось кровью. Намерение его сомнений не вызывало.

Гордон снова поднял пистолет. С учетом предыдущего провала было маловероятно, что он вообще сможет выстрелить. А рассчитывать на то, что выстрелом Гордон его «прицельно» остановит, вообще не приходилось. Но у Гордона был свой план.