Мама обхватывает голову руками. Я замираю в тяжелом предчувствии.

Потом она поднимает голову. Лицо у нее искажено от боли.

– Я думала, об этом кто-нибудь расскажет на суде Вики Гаудман, но ничего подобного не произошло. – Мама вытирает глаза.

– Расскажи мне сейчас. Пожалуйста.

– Я не могла сделать этого раньше, потому что сначала ты была слишком маленькой, а потом все не находилось подходящего момента.

Мне вдруг становится очень страшно.

Мама вздыхает.

– Когда полиция разлучила нас с тобой в парке, я была беременна.

Что?

– Отцом был один из моих приятелей.

Я вспоминаю всех тех «дядек», бывавших у нас дома и приносивших мне шоколад с фруктово-ореховой начинкой или катавших на мотоцикле.

– Который из них?

– Не важно. Но он и слышать ничего не желал о ребенке. – Мама громко засопела. – Ты и моя деточка – это единственное, что помогало мне держаться, когда я оказалась в тюрьме. Мы жили в блоке матери и ребенка, но моя малышка могла быть со мной только до полутора лет.

Мне не разрешали навещать маму некоторое время после того, как ей увеличили срок из-за ее поведения, но у меня остались смутные воспоминания о том, что до этого она ходила в каком-то мешковатом платье. Тогда я не придала этому особого значения. А сейчас понимаю, что она, очевидно, была беременна.

– Малышка? – не веря своим ушам, повторяю я. – У меня есть сестра?

Мама смотрит на меня полными слез глазами.

– Тюремное начальство заставило меня отдать ее на усыновление. Я умоляла их, в том числе Вики Гаудман, рассмотреть возможность того, чтобы мою дочку просто передали в приемную семью. Тогда я смогла бы потом общаться с ней. Но мне сказали, что, учитывая мою плохую характеристику и поведение, усыновление было «оптимальным вариантом в интересах ребенка». – Мама тихонько всхлипывает. – Они хотели отдать на усыновление и тебя, но поскольку ты уже жила в приемных семьях и была старше, они решили оставить все так. Если бы тебя усыновили, у тебя появилась бы другая мама вместо меня.

В голове у меня настоящий вихрь.

– А где теперь моя сестра?

– В том-то и дело, детка. Я не имею права этого знать. Так же, как и ты. Ей сейчас около десяти. Нам остается только надеяться, что, когда ей исполнится восемнадцать, она попытается нас найти.