– Если п-позволите, – поклонился Фандорин. – Я и мой слуга. Он вас не обременит, совсем напротив.

– Да-да, конечно, очень рад. Я бы и Сонечку взял, она тоже мечтает, – ласково посмотрел статистик на жену, – да нельзя. Раскольники не одобрят.

Очкастую, коротко стриженную Сонечку, курившую папиросу за папиросой, староверы точно бы не одобрили – это было понятно без объяснений.

– Какие у вас основания надеяться, что повторная поездка будет удачнее? – спросил Фандорин.

– Два, и оба стопроцентные, – гордо сообщил Алоизий Степанович. – Во-первых, я получил в губернии портфели для раздачи переписчикам. Дешёвенькие, из коленкора, но портфель для крестьянина – это ого-го! Я сильно рассчитываю на этот стимул. Ну а во-вторых, меня будет сопровождать человек, который хорошо умеет разговаривать с крестьянами. Лев Сократович Крыжов, из ссыльных. Временно назначен товарищем председателя статистической комиссии. Необыкновенная, чудеснейшая личность!

По реке

Что господин Крыжов личность необыкновенная, было видно сразу – по обветренному, мужественному лицу, по спокойным глазам, по небрежной ловкости, с которой он управлял обеими повозками: и передней, в которой ехал сам, и задней, где разместился Кохановский с портфелями, чернильницами, переписными листами и прочей канцелярией. Со своей норовистой каурой лошадкой уездный статистик совладать не смог, и на второй версте пути Крыжов отобрал у него вожжи – привязал к задку своих саней. Поразительно, но каурая сразу успокоилась, и охотно бежала сзади, даже не натягивая поводьев. Животные отлично чувствуют, с кем можно артачиться, а с кем нельзя. С Львом Сократовичем явно не стоило.

«Чудеснейшим», правда, товарищ председателя Фандорину не показался. Поскольку повозка Кохановского была перегружена, «турист» и его слуга поместились в передних санях, так что у Эраста Петровича была возможность разглядеть этого человека вблизи.

Крыжову было, пожалуй, лет пятьдесят. По виду обычный крестьянин: в овчинном полушубке, в валенках, перепоясан кушаком, серая борода по-мужицки неухожена, руки грубые, с обломанными ногтями. Но посконность не изображает, говорит по-столичному, без сермяжности. И к народу-богоносцу, похоже, относится без обычных интеллигентских слюней. На вопрос, как он собирается уговаривать раскольников не противиться переписи, товарищ председателя презрительно сплюнул коричневой от махорки слюной.

– «Уговаривать». Эту публику уговаривать – только хуже делать. Припугну как следует: мол, станете упираться – казаки вас насильно пересчитают. Казаков они в жизни не видывали, да у нас в губернии их и нет, но тем оно страшнее. Мужик – дурак. Его, дикаря сиволапого, надо к свету за шиворот волочь, да ещё палкой погонять. – Подхлестнул крепкого мохнатого конька, без труда тащившего сани с тремя ездоками, затянулся цигаркой, снова сплюнул.