Чистые, ангельские голоса доносились откуда-то издали, будто из самых недр земли.
– Господи! Живы! – прошептал Никифор Андронович и не выдержал, всхлипнул. – Что стоишь, Ульян? Заперто? Так вышибай!
Фандорин схватил изготовившегося к разбегу урядника за плечи, отшвырнул в сторону – тот упал в снег.
– Не сметь! А если мина подготовлена по всем правилам? З-забыли про «лёгкую» смерть? Стойте тихо. И, что бы ни случилось, внутрь не лезьте.
Он шагнул к двери и осторожно постучал. Потом позвал:
– Мать Кирилла!
Громче:
– Мать Кирилла! Это я, Эраст Петрович Кузнецов!
Пение смолкло.
– Дозволь и мне, матушка! Допусти! – проникновенно попросил Фандорин, делая рукой отчаянные жесты помощникам: спрячьтесь, спрячьтесь!
Полицейский затоптал горящую еловую ветку, и оба шарахнулись в стороны. Их поглотили темнота и снегопад.
Ответа изнутри не было, и Фандорин снова закричал, но уже не с мольбой, а с угрозой, да ещё истеричности в голос подпустил:
– Пусти! Что ж, вы спасётесь, а я пропадай? Грех, матушка! Я тебя из огня вытащил, а ты меня в геенне бросаешь! Открывай! Все одно не отступлюсь!
Из-за двери донёсся шорох.
Он приготовился.
Схватить её, выдернуть наружу – это главное. Евпатьев и Одинцов как-нибудь с ней справятся. Самому же быстрее, пока дети, не поняли в чём дело, добраться до подпиленного столба, если он тут есть.
Щёлкнул засов. Заскрипела дверь.
Эраст Петрович занёс правую руку, в левой держал фонарь, и уж начал потихоньку подкачивать пружину. Как найти столб, если внутри темно?
Дверь отворилась.