Жестом приглашает ронина подняться в дом. Входя, он отодвигает сёдзи еще шире и оставляет их открытыми. Они садятся: Идзуми перед шкатулкой, в профиль к залу: Сога напротив.

Сога. Я вел себя нелепо. Как если бы желал цветком не любоваться, а скомкать и сорвать. Смотрю на вас — и счастлив. Вы рядом — жизнь полна. Такому совершенству весь век бы я служил.

Идзуми поднимает крышку ларца — в ней зеркало. Гейша грустно смотрит на свое набеленное лицо.

Идзуми. «Весь век» у гейши краток. Увянет красота и нету совершенства, один сухой листок… Когда по этой коже проляжет сеть морщин, я долго ждать не стану — себе я поклялась. К чему и жизнь, когда в ней померкла Красота? На то в моей шкатулке лежит вот эта вещь. (Достает острый стилет и смотрит на него.) Удар, немного боли, и срезан мой цветок. Не дам ему увянуть, югэна не предам!

Сога. Ну что за разговоры! Вам двадцать лет всего! Поверьте, есть на свете иная красота. Она взамен приходит телесной красоте, когда свой путь по жизни красиво ты пройдешь…

Идзуми (легкомысленным тоном, пряча стилет). Вы правы, это будет еще не скоро так. Ведь молодость продлится лет пять иль даже семь…

Сказитель бьет в барабан.

Гейша меняется в лице, голос дрожит.