Я хохотала над его испугом, посмеивалась над обидой, когда широкими взмахами рук он стал быстро удаляться к берегу. И ещё продолжала хихикать, выбираясь на горячую гальку. Сергей лежал на животе и даже не поднял голову. Я брызнула ему на спину, приложила к лопаткам холодные, мокрые ладони. Он стойко перенес пытку, изображая спящего. Я села рядом, перебирая гладкие камушки. И вспомнила давнишний ноябрьский день. Такие же камушки и холодное, пустынное море. Но внезапно, после долгих дождей появившееся солнце превратило осенний пляж в летний. Мы совсем недавно отыграли свадьбу и уже целую неделю усиленно выполняли программу «медового месяца» — старались стать настоящими супругами и любовниками. А это значит — говорили и занимались любовью.

Переполненная радостью этих дней и теплом проглянувшего солнца, я ринулась в холодные волны. Вытащивший меня на берег Сергей точно так же дулся, лежа лицом вниз на холодной гальке…

— Пойми же, я испугался за тебя! — Он сел и быстро коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. — Прошу тебя, не делай так никогда, Слава.

— А потом мы поцеловались, — напомнила я. — Там, в Крыму… Ты сказал мне то же самое и мы поцеловались…

— Это было очень давно, — сказал Сергей, устремив жестокий взгляд к горизонту.

— И много воды утекло, — добавила я. — Но я всегда знала, что ты лучше всех. Это — объективная реальность, а не комплимент. С этим ничего нельзя поделать.

— Как и с тем, что ты любишь другого. — Сергей бросил в воду плоский камешек, проскакавший три раз. — Юлий живет у Питчемов. Конечно, он не настолько юн, чтобы эти сердобольные супруги его усыновили, но он с удовольствием работает на их ферме и даже дает уроки русского в Софкиной школе…

— Ах, вот как! Он написал про пирожки, которые печет Соня, и я подумала, что это бред. Не знаю чей — его или мой… Значит, Питчемы…

— Да, у них там все отлично сложилось. Соня даже присылала видеокассету, где она с подругой и два парня катаются на лошадях. Один из них, конечно, Вартанов… Знаешь, это очень красивое зрелище. Вернемся на яхту и ты посмотришь сама.

— Не буду… Когда я неслась в Молчановку, думая, что Аркадий или Ртищевы могут расправиться с тобой, я молила лишь об одном — чтобы ты остался жив… Я и теперь больше всего на свете хочу этого. И ещё одно… Послушай, тебе не очень противно поцеловать меня?

Сергей с минуту не двигался, словно не расслышал моих слов. Потом повернулся и заглянул мне в глаза. Секунда — и мне стало ясно все — здорово все-таки хорошо знать друг друга. Я положила руки ему на плечи и закрыла глаза, ожидая чуда. И оно произошло — это был самый волнующий поцелуй в нашей совместной жизни. Мы вернули свою любовь — то, что считали самым ценным жизненным достоянием.