Невесомый, будто из гагачьего пуха бомбер с аккуратным меховым воротником, но теплый настолько, что крещенские морозы кажутся слегка прохладными первомайскими ночами. К куртке прилагались плотные брюки карго с карманами, где оказалось удобно хранить патроны для дробовика, также утепленные и непромокаемые. И крепкие ботинки, которые мне чуть ли не бонусом подарили, учитывая, сколько я потратил. Когда дорвался, наконец, до лавки магических редкостей мадам Дюпонд.

Я спустил почти весь дополнительный бонус, который нам выплатил Исаев за изгнание химеры и помощь с сектантами. Пустил бы весь, да и основной гонорар в придачу, но Захар, как черт из табакерки, появился и перехватил банковский чек прямо перед моим носом.

А вот то, что Исаев выдал налом, я забрал себе. Повезло, что у Захара рука уже занята была. Поделили на всех, и моя часть в итоге осела в кассе у мадам Дюпонд. Но я ни разу не пожалел. Особенно когда на одной из полок натолкнулся на блокнот — точь-в-точь, как был у деда.

— А это что? — я попытался сделать максимально не заинтересованный тон, хотя внутри поднималась волна жаркого интереса. Вот только меня уже дважды развели, заметив мой интерес.

Поняв, что у меня есть деньги и я готов их тратить, в зал спустилась сама владелица. Мадам Дюпонд оказалась ни разу не француженкой, а вполне себе нашей, родной, в чем-то по деревенскому милой. Только в почти кукольной обертке — маленькая бойкая мадам с большими формами или грамотно подобранным корсетом. Подозреваю, что магическим. На вид мадам было около пятидесяти лет, и свой возраст она не скрывала — войдя в роль некой доброй тетушки, которая желает племяннику только лучшего.

— О, мон шери, у молодого барина отменный вкус, — проворковала «тетушка», чередуя французские слова с русскими. — Это премилая занятная вещица. Записная тетрадь ручной работы мусье де Фуа. Во всей губернии только два экземпляра, ля уник, так сказать, чудом удалось их получить. Вы слышали про мусье де Фуа?

— К сожалению, не довелось, но слышал про фуа-гра. — я уже начал уставать от милейшей «тетушки». — А в чем же уникальность?

— Фуа-гра? Ах, а вы шутник! — притворно засмеялась мадам Дюпонд. — Как же я вам завидую, молодой человек! Вся жизнь впереди, вас ждет столько интересного, столько знакомств. Этьен де Фуа — один из немногих иностранных мастеров, допущенных к императорскому двору. Будете в столице, заглядывайте к нему в мастерскую.

— Всенепременно, — я кивнул и, строя из себя гусара, попытался клацнуть пятками. — Но все же, что в нем особенного?