А еще там мои дети. И они считают убийцей меня, а не Миллисент. Для них монстр я. И все, что я увижу, – это их реакцию, когда я убью их мать.
Я не открываю дверь.
И план мне не нужен. Мне нужны доказательства, улики. Потому что в телерепортажах уличают пока только меня.
Моя ДНК. Хотя это и не должно было стать для меня «сюрпризом», но Миллисент не перестает меня поражать. Я говорил это с момента нашего знакомства.
Ей удалось оставить образцы с моей ДНК по все церкви Хлебов Жизни. Мой пот обнаружен на входной дверной ручке, на замке в подвале и даже на лестничных перилах. Как будто у жены была целая бутылка с моим потом, и она разбрызгала его повсюду.
Пятнышко моей крови найдено на полках у стены.
На наручниках тоже пот.
Кровь на цепях и грязи.
Миллисент постаралась, чтобы все выглядело так, будто я вымыл большую часть помещения, но пропустил несколько мест.
Все это объявляет на своей пресс-конференции в середине дня Клэр. Я официально переведен из фигуранта дела в подозреваемого. Единственного подозреваемого.
Клэр даже говорит, что я «возможно, вооружен и очень опасен».
Насмотревшись и наслушавшись за несколько часов всевозможных экспертов, репортеров и бывших друзей, словоохотливо распинающих меня, я, наконец, покидаю дом Кеконы. Я выезжаю из Хидден-Оукса в мир, где любой меня может узнать или не узнать.
Проехав через город, я миную свою любимую кофейню. Но не останавливаюсь, а проезжаю еще десять милей по автомагистрали между штатами до другой кофейни этой же сети, в которой имеется такой же автомат для самообслуживания. С бейсбольной кепкой на голове и почти недельной щетиной на лице, я захожу внутрь и беру себе кофе.
Молодой парень за прилавком не отрывает глаз от своего мобильника. Это даже немного разочаровывает меня.
Но и слегка приободряет. Не все люди в мире ищут меня. Может, я смог бы даже поесть в ресторане, закупиться в торговом центре и посмотреть кино прежде, чем кто-нибудь меня узнает. Я просто не хочу ничего этого делать.
Я снова в Хидден-Оуксе. Какая-то незримая сила заставляет меня проехать мимо своего дома. На лужайке нет никаких игрушек, и приветственная табличка на двери снята. Жалюзи спущены, занавески зашторены.
Не купила ли Миллисент еще один пузырек с глазными каплями? – задаюсь я вопросом.
А еще мне интересно – травила ли она еще кого-нибудь, кроме Дженны?
Я тоже несколько раз ощущал недомогание. Если Миллисент способна сделать больной свою дочь, то она может поступить так с любым человеком.
Но я не вхожу внутрь дома. Пока еще рано. Я возвращаюсь в дом Кеконы. Полиция меня там не встречает. Все выглядит так, как и было.