Дальше в сообщении О.Я. Пергамента рассказывается про ночные допросы, вырывание ногтей, прыжки на телах заключённых, избиение резиновыми палками. Тех заключённых, которые, несмотря на пытки, не признавались в принадлежности к революционерам, ночью вывозили в глухую местность и расстреливали, якобы при попытке к бегству. Пергамент назвал несколько фамилий лиц, которых забрали в Сыскную, а потом нашли их обезображенные пытками мёртвые тела{442}.

Примечательно, что упоминавшегося в этом докладе К.З. Швабо Аркадий Францевич в 1908 году пригласит на службу в Московское сыскное отделение, а «рижскому палачу» И.Э. Грегусу даст в 1914 году блестящую профессиональную характеристику и определит начальником Сыскной полиции в Харьков (подробнее см. Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден).

А вот что рассказывает о «подвигах» Аркадия Францевича в своей книге «Очерки современных казней» очевидец событий В. Владимиров:

«Итак, в Риге существуют три инквизиционных застенка: 1) Сыскное отделение; 2) Съезжий дом при 2-й Петербургской части и 3) второй Митавский участок. В сыскном отделении пытки производятся следующим образом: когда подсудимого приводят в отделение, полиция снимает с него допрос, требует показаний и, когда не получает желаемого ответа, грозит пытками. После угроз полиция переходит к делу. Старшие чины выходят из этой комнаты в дальние, а нижние чины при участии казаков начинают бить. Бьют жестоко, до остервенения! Бьют нагайками, прикладами и резиновыми палками, которые носят название в этих застенках “пипок”. Имеются у них ещё пеньковые жгуты, переплетённые проволокой. Бьют подсудимых до того, что они теряют сознание. Когда под ударами палача несчастный падает на пол обессиленный, без чувств, тогда инквизиторы обливают его холодной водой, пока не придёт в сознание. Но если и это не помогает, если после всех нанесённых истязаний тот продолжает упорствовать – не оговаривает себя и своих товарищей, то его вновь начинают бить, но уже “смертным боем”. Тогда применяют к замученной жертве методы своего собрата по оружию, палача Аврамова – выдирают из его головы волосы, втирают в зарубцованные места соль, применяют даже электричество. Если пытаемый ещё в силах говорить, то к нему приходят старшие полицейские чины из соседней комнаты и уговаривают чистосердечно покаяться во всём. После всех перенесённых мук, перед ужасной перспективой ещё много, много раз их испытывать, ощущая ещё на себе в данный момент эти боли, многие пытаемые из более слабых подтверждали все то, что хотела получить от них полиция. С этим “чистосердечным признанием” пытки кончались. Замученную жертву отвозили в камеру, и месяца через полтора подсудимый появлялся перед лицом военного трибунала, где ему и его оговорённым товарищам произносился приговор: смертная казнь. В день моего отъезда из Риги[193] я получил письмо от одного заключённого А. из тюрьмы, которое привожу полностью со всеми орфографическими ошибками: “Миня отправили в сыскное отделение. Начальник Кошко придопросе дал мне взубы каким то орудием, так что уминя сразу выбил передний зуб и еще 2 едва держутца; притом Кошко велел меня бить казакам, которые принялись и изрубили намне одежу и также тело повырывали. Пристава помощник 4 части московского участка разрубил мне шашкой голову у 2 местах, я облился весь кровью; притом ставили меня в иликтрический опарат, где с меня стенули все мои меры. Наносили мне самые зверские побои. Терзали меня 8 суток. Лишили меня моего здоровья, так что я наоба уха оглох и не знаю за что меня вечно зделали колекой и кроме того томят в тюрьме. Я имею жену и трое малолетних детей, которые остались без куска хлеба. Вот каково мое невинное мученье”. Кроме этих показаний, есть у меня ещё другие…»{443}