В то время как Нейгл произносил последние слова, в комнату вернулась Дженнифер Придди. Она переоделась в скромное шерстяное платье. Застегивая пояс, она сказала:

— Эта ссора из-за твоей газеты добила бедного старого Калли. Мог бы и дать ему посмотреть ее, милый, когда он попросил. Он лишь хотел взглянуть на своих лошадей.

Нейгл бросил без всякой злобы:

— Подлый старый черт. Он пойдет на что угодно, лишь бы сэкономить три пенса. Почему не может платить за газету хотя бы иногда? Не успеваю я зайти, как он руку за ней протягивает.

— И все же ты был жесток с ним, милый. И дело даже не в том, что ты сам хотел ее почитать. Мы только просмотрели ее, когда были внизу, а потом завернули в нее еду Тигры. Ты же знаешь, какое здоровье у Калли. Любое расстройство вызывает у него боль в животе.

Нейгл выразил свое мнение о животе Калли с экспрессией и оригинальностью. Мисс Придди посмотрела на Дэлглиша, словно призывая его разделить с ней изумленное восхищение перед причудами гения, и пробормотала:

— Питер! Милый, ты ведешь себя просто ужасно!

Она говорила с робким снисхождением, как маленькая женщина, делающая нестрогий выговор. Дэлглиш перевел взгляд на Нейгла, чтобы увидеть его реакцию, но, казалось, художник ничего не слышал. Он неподвижно сидел на кровати и смотрел на них. В льняных коричневых штанах, толстом синем свитере и сандалиях, что были на нем сейчас, он выглядел так же опрятно и по-деловому, как в униформе дежурного. Глаза не выдавали никаких признаков беспокойства, длинные сильные руки были расслаблены.

Под его взглядом девушка беспрестанно расхаживала по студии, прикасаясь с ощущением счастливого обладания к раме картины, проводя пальцами по подоконнику, переставляя вазу с георгинами с одного окна на другое. Выглядело это так, словно она пыталась придать хоть какой-то оттенок уюта этой суровой мужской мастерской и показать, что это ее дом, место, где ее присутствие естественно и уместно. Она нисколько не смущалась, глядя на изображения своего обнаженного тела. Возможно, она даже получала удовольствие от этого своеобразного эксгибиционизма. Внезапно Дэлглиш спросил:

— Вы помните, мисс Придди, чтобы кто-нибудь звонил мистеру Нейглу, когда он был в кабинете вместе с вами?

Девушка, похоже, немного удивилась, но обратилась к Нейглу с полным равнодушием:

— Сестра Болем звонила насчет белья, кажется? Я пришла из архива — я уходила всего на минутку — и услышала, как ты говоришь, что как раз собираешься на улицу и спустишься, когда вернешься. — Она рассмеялась. — После того как положил трубку, ты заговорил уже не столь вежливо и пошутил насчет того, что сестры думают, будто ты должен бежать к ним, стоит им пальцем шевельнуть. Помнишь?