— У нее есть родственники? — спросил он.

— Нет, — ответил Энсти. — Она рассказывала, что ее родители были единственными детьми в своих семьях. Когда она родилась, обоим было уже за сорок, и они скончались в течение месяца, один за другим, лет пятнадцать назад. Был еще старший брат, но он погиб в Северной Африке. Кажется, при Эль-Аламейне.

— А что у нее с деньгами?

— Ничего, совсем ничего. После смерти родителей она несколько лет проработала в «Открытой двери», благотворительной организации, которая занимается вышедшими на свободу заключенными, и получила от них маленькую пенсию по инвалидности, сущие крохи. За нее платили местные власти.

— «Открытая дверь», — с внезапным интересом произнес Джулиус Корт. — А она знала Алберта Филби до того, как вы его взяли?

Энсти сморщился так, будто счел этот вопрос не только не относящимся к делу, но еще и проявлением дурного тона.

— Возможно. Во всяком случае, она никогда этого не говорила. Именно Грейс предложила найти работника при помощи «Открытой двери». Сказала, что таким образом Тойнтон-Грэйнж может тоже принять участие в благотворительности. Мы очень обрадовались Алберту. Он вошел в нашу семью. И я никогда не пожалел о своем решении.

Тут в разговор вмешалась Миллисента:

— Ну да, он ведь дешево тебе обходится. Потому что выбор-то — или Филби, или никого, правда? До тех пор тебе не слишком везло с претендентами, как только они узнавали, что ты предлагаешь пять фунтов в неделю за все про все. Иногда я гадаю: почему Филби не уходит?

Дальнейшее обсуждение этой темы предотвратило появление самого Филби. Должно быть, ему уже сказали о смерти мисс Уиллисон, поскольку он не выказал ни малейшего удивления при виде толпы народа в ее комнате и никак не объяснил причины своего прихода. Ни слова не говоря, он встал у дверей, точно нелепый и непредсказуемый сторожевой пес. Остальные, по-видимому, решили, что лучше не замечать его. Уилфред повернулся к Эрику Хьюсону:

— А вы не можете установить диагноз без вскрытия? Мне ненавистна сама мысль о том, чтобы ее разрезали. Это так безлично, так унизительно! Она ведь всегда относилась к своему телу очень трепетно, со скромностью, которую нам уже не понять. Аутопсия — последнее, чего бы она захотела.

— Ну так это и будет последним, что она получит, — грубо заметил Джулиус.

Дот Моксон в первый раз за все это время разомкнула уста. Во внезапном порыве гнева она развернулась к Джулиусу, сжав кулаки. Ее широкое лицо пошло пятнами.

— Как вы смеете! Вам-то какое дело? Вам плевать, жива она или мертва, жив или мертв любой из пациентов. Вы просто используете приют для собственных целей.