– Дело давнее, и за поступок я поплатилась. – Голова гудела, словно в ней работал мощный генератор. – Дорого поплатилась. До сих пор... оправиться не могу... Да и вообще, все так несправедливо. Думала, с переездом полегчает, но... – Я пожала плечами, изображая спокойствие, которого не было и в помине.

– Да уж, гадости – как хвост, куда ты, туда и они, – вздохнул Эйден.

От его сочувствия стало еще хуже. Я вырвала руку и пересела на краешек кровати. Номер у нас ужасный, сущая телефонная будка, на шторах, постельном белье, стульях – почти всюду сине-зеленая клетка с красной каймой. Дольше минуты смотреть невозможно: перед глазами плывет. Готова спорить: в этом отеле «Драммонд» все номера такие! Дополняют интерьер три пейзажа – один над телевизором, еще два на хлипкой стене между ванной и спальней, – такие скучные и безжизненные, что без слез не взглянешь, да и цветовая гамма – само уныние. За панорамным стеклопакетом шумит серый, подсвеченный желтыми фонарями Лондон. Ясно, что заснуть не удастся, а я-то мечтала спрятаться, раствориться в темноте.

Зачем же я терзалась этой псевдоисповедью? Зачем выдавала единственную приемлемую для себя версию – абстрактную «рыбу», подходящую для любой истории?

– Извини, Эйден! Я не скрываю от тебя, просто... не могу произнести. Слова не идут!

Ложь, чистой воды ложь! Согласиться на игру в исповеди – одно дело, а настоящая откровенность – совсем другое. Если бы я не скрывала, наверняка упомянула бы папку, которую храню дома под кроватью, с протоколом судебного заседания, письмами и газетными вырезками.

– Извини, что почти ничего не рассказала! – пробормотала я. Слезы жгли глаза, не давали дышать, но выплакать их не получалось.

Эйден присел передо мной на корточки, накрыл мои колени ладонями и буквально впился в меня взглядом.

– Разве это ничего? Для меня это очень много. Я поняла, что слово он сдержит и вопросы задавать не станет, и с облегчением выдохнула.

Я молчала, и Эйден явно решил, что моя «история» уже рассказана.

– Что бы ты ни сделала, мои чувства к тебе не изменятся, – поцеловав меня, заверил Эйден. – Я очень тобой горжусь. Теперь нам будет легче.

Что нам будет легче? Впервые заняться любовью? Не расставаться до скончания дней? И то и другое? На прежней жизни я поставила жирную точку, теперь у меня новая жизнь с Эйденом. Увы, какая-то часть сознания упорно, упрямо, даже настырно не желала в это верить.

За секс я не волновалась. План Эйдена сработал, хотя, вероятно, не так, как он рассчитывал. Я рассказала обрывок истории и теперь была согласна на что угодно, кроме разговоров. Секс избавит от болезненных откровенностей? Прекрасно, значит, займемся сексом.