– Двадцать два, – ответил детектив. Это был день рождения Чарли.

– Превосходно. И наконец, число от единицы до… тоже до тридцати четырех.

– Двенадцать. – А это был день рождения самого Саймона.

Полицейский не понимал, как его числовые предпочтения могут открыть незнакомцам хоть какие-то его тайные наклонности.

– Ах, какая жалость! – нахмурился профессор. – Боюсь, что двенадцатое слово на двадцать второй строчке никак к вам не относится. Вы попали на слово «Троцкий»[52]. Имена собственные, увы, не учитываются.

– Тогда напоследок я выберу тоже одиннадцать, – предложил Саймон, от любопытства забыв о своем спешном деле. Интересно же, каков смысл этой игры!

– Вы предпочли слово «жизнь», – улыбнулся Ламберт-Уолл. – Весьма впечатляющий выбор – наилучший за долгое время. – Он захлопнул книгу и положил ее на бежевый ковер возле своих ног.

Уотерхаусу вспомнился бежевый ковер Селины Гейн в соседнем доме, с пятном от рождественской елки в одном углу. Неужели, обставляя дома, застройщики обеспечивают всех одинаковыми бежевыми коврами? На первый взгляд, это универсальный подход: единый план интерьера, размноженный на тридцать с лишним домов… Внезапно Саймон поймал себя на том, что пристально разглядывает три маячащие перед ним журнальные башни. Ему вдруг представилось, что передвинув их, можно обнаружить три красных пятна, каждое в форме человеческой головы. Мысленно выругавшись, он быстро сосредоточился на деле.

Бэзил Ламберт-Уолл тяжело поднялся с кресла и, без помощи трости, прихрамывая, направился к стоящему около окна письменному столу, где расположилось множество разнообразных пресс-папье, но не было ни одного листа бумаги. Достигнув цели пути, он взял какую-то ручку без колпачка, записал что-то в открытом блокноте и, не оборачиваясь к гостю, сказал:

– Вы на редкость проницательны, и ваши силы направлены исключительно на благие цели. И у вас есть вопрос, который вы хотите задать мне. Прошу вас, спрашивайте.

Саймон смутился. Неужели профессор доковылял до стола, чтобы записать результат своего странного гадания? Полицейскому захотелось досконально изучить содержание этого блокнота. Как обычно, услышав похвалу в свой адрес, он испытал искушение оспорить ее. Ведь слово «жизнь» выпало ему со второго раза. А на первый раз его выбор пал на Троцкого – вдохновителя массовых убийств. Что это могло бы сказать о нем? Интересно, на каком основании имена собственные исключаются из рассмотрения?

– Помните тот день – вторник, двадцать девятого июня – когда вам установили новую охранную систему? – сменил детектив тему разговора.