Функционального уровня, как мог бы сказать Гарет.

Гарет…

Шервудский лес, пронеслось в голове, восемьсот лет назад. Только вот кто же выступил в роли ноттингемского шерифа?..

Я прошел еще десять ярдов, и еще, стараясь не споткнуться по неосторожности, хватаясь, по возможности, за ветви. Дыхание рвалось из горла с хрипом, из пульсирующей боль превратилась в постоянную, уходящую в бесконечность. Не обращать на нее внимания. Куда опаснее усталость, нехватка воздуха.

Остановившись перевести дух, я заставил себя произвести простенькие, но малоутешительные подсчеты. Пройдено около пятидесяти ярдов. Для человека в моем положении — марафонская дистанция, хотя, если смотреть на вещи реально, это составит примерно одну тридцать пятую мили; значит, остается пройти еще тридцать четыре тридцать пятых. Время не засекал, но в любом случае спринтерской мою скорость не назовешь. Стрелки на часах показывали начало пятого, высота солнца над горизонтом подтверждала эту информацию. Впереди меня ждала темнота.

Я должен был двигаться как можно быстрее, пока глаза еще могли различать путь; потом, видимо, придется отдохнуть подольше, и дальше, может, я буду вынужден ползти. Все это довольно логично, но хватит ли сил на более быструю ходьбу?

За пять приемов я одолел еще пятьдесят ярдов. Еще одна тридцать пятая пути. Замечательно. На нее ушло пятнадцать минут.

Еще немного арифметики. Если двигаться со скоростью пятьдесят ярдов в пятнадцать минут, мне потребуется восемь часов, чтобы добраться до дороги, будет уже около половины первого ночи. А учитывая остановки для отдыха… А если еще ползти…

Отчаяться — как это просто. Выжить — штука более сложная.

К черту отчаяние, — подумал я. Давай иди.

Торчавший из спины конец стрелы время от времени обо что-нибудь ударялся, тогда у меня дыхание перехватывало от боли. Не зная, какой он примерно длины, я не мог правильно определять расстояние, которое отделяло его от окружавших меня стволов и ветвей деревьев.

Выйдя из дому с единственной целью подобрать забытый фотоаппарат, я, естественно, не захватил с собой всего своего снаряжения, однако подпоясался ремнем, на котором болтался нож и универсальное приспособление, нечто вроде альпенштока, в ручку которого было вставлено небольшое зеркальце. Пройдя следующие пятьдесят ярдов, я, сняв альпеншток с пояса, ухитрился рассмотреть в зеркало мало обрадовавшую меня картину.

Конец выходил из спины дюймов на восемнадцать, на торце его была ложбинка для тетивы, оперение отсутствовало.

Я решил не смотреть на свое лицо. Не хотелось увидеть в зеркале зримое подтверждение испытываемых мною физических ощущений. Повесив инструмент на ремень, я осторожно проделал еще пятьдесят ярдов.