– Леночка… Леночка. – Мать смотрела на Самбурова так, будто ожидала, что, как и в прошлый раз, он втолкнет в дверь строптивую дочь. – Она не могла. Как она могла? Зачем?
Поняв, что чуда не произойдет, женщина уронила лицо в ладони.
– Это точно суицид? – уточнил отец. – Она сама? Ее никто не толкнул?
– Мы проверяем, – откликнулся Самбуров. – Как, по-вашему: почему она могла не хотеть жить?
Андрей замотал головой и развел руками, будто показывая на красивую дорогую обстановку их дома и объясняя этим, что девочка ни в чем не нуждалась.
– Такой возраст, наверное. У нее все было. У нас нет никаких проблем в семье. Она росла в любви и заботе.
Кира дернула бровью, заметив, как Ирина метнула быстрый взгляд на мужа.
Специалист по психопатологии задержала долгий внимательный взгляд на лице отца семейства и медленно опустила его к ботинкам, оценивая позу, положение в пространстве, мимику, жесты.
– Покажите мне комнату Лены, – попросила она у матери девочки. И пошла за Ириной, состроив неопределенную гримасу в ответ на выразительный взгляд Григория. Тому хотелось покинуть этот дом. У него не было вопросов, и делать здесь тоже было нечего.
Кира и Ирина постояли на пороге темной из-за закрытых плотных портьер комнаты. Потом Ирина прошла вперед и одну за другой открыла шторы. Пространство все еще хранило прохладу, нагнанную кондиционером, хотя через высокие окна в комнату сразу полились свет и тепло. Отгороженная непроницаемым прозрачным барьером стекла, перед глазами заструилась лента реки.
– Вы сюда не заходили? – уточнила Кира.
– Лена не любила, когда нарушают ее уединение.
Кира медленно пошла по комнате, остановилась у письменного стола, открыла ящики, рассмотрела стеллаж с книгами, заглянула в шкаф с одеждой.
– Лена часто носила эти платья? – Кира провела рукой по светлым подолам, висевшим в стороне.
– Последнее время совсем не носила. Сейчас такая мода непонятная. Мальчика от девочки не всегда отличить можно. Все в одинаковых широких штанах, безразмерных кофтах, в кроссовках, – лепетала Ирина, и ее глаза бегали по комнате дочери. – Я думала, это возраст у нее такой. За жизнь еще сто раз поменяет платья на брюки, кроссовки на туфли.
– А «последнее время» давно началось? – уточнила специалист по психопатологии.
– Два года примерно. Чуть больше. – Взгляд Ирины сделался обеспокоенным. Она уставилась на Киру изумленными покрасневшими глазами, как будто Кира сказала ей что-то ужасное.
– Еще что-то поменялось тогда? – Кира выдержала взгляд женщины. Сочувствующе улыбнулась. Покивала.
В сознании матери, потерявшей дочь, что-то происходило. Выражения лица сменяли друг друга, не задерживаясь. Она по очереди сжимала пальцы на руках.