– Объясни лучше, почему я вынуждена слушать твой голос? – Ронда любит обмениваться колкостями – видимо, потому что так сжигается больше калорий. – Ты ведь знаешь, я терпеть не могу разговаривать.

Она рассмеялась – гортанно и хрипловато, так, что можно было подумать, будто она курит, если не знать, что Ронда за год пробегает несколько марафонов. Именно смех Ронды решил дело, когда она обхаживала меня с целью заманить к себе в клиенты. Я всегда считала, что можно много чего понять о человеке просто по тому, как он смеется. Давно уже пора создать приложение для знакомств без этой чуши насчет «долгих прогулок по пляжу», где надо загружать просто звук своего смеха.

– Смотрю, твое неотразимое обаяние открывает тебе двери по всему городу, – заметила Ронда.

– По какому городу? Этому?

В тот момент я находилась в Вашингтоне, дописывая биографию-становление из разряда «Мистер Смит едет в Вашингтон». Мой клиент – сенатор, метивший в будущем в президенты, семейный человек – за то время, что мы провели вместе, уже три раза подкатывал ко мне, так что да, с обаянием у меня все было в порядке. И с выдержкой тоже, раз я ему не врезала, не пырнула ножом и вообще никак не покалечила.

– Ну да. Но сейчас нет необходимости там оставаться, тем более я знаю, как тебя угнетает этот город.

Мне никогда не нравился Вашингтон – слишком провинциальный и поглощенный одной и той же деятельностью, – равно как и его брат на противоположном побережье, Лос-Анджелес, и к моему несчастью, большинство проектов требовали моего присутствия в одном из этих «метрополисов» – да-да, я сейчас изображаю пальцами кавычки. А мое сердце навеки принадлежит (вместе с постоянной пропиской) Нью-Йорку.

– И куда я еду этот раз?

– На север, – был ответ.

– На север?

– Очень далеко на север.

– К Санте? – замирающим голосом уточнила я.

– Дело в том, – Ронде уже не хватало воздуха, – что нам надо поторопиться.

– Так о ком речь?

– Ты там сидишь?

– А ты как думаешь?

Вообще-то я лежала на огромной постели в отеле «Четыре сезона»[2], опираясь спиной на три пышные подушки, с ноутбуком на голых ляжках. Я регулярно проводила так за работой добрый час, а то и два после пробуждения (ну а что, Эдит Уортон[3] подобная стратегия принесла успех), и сейчас ноутбук уже изрядно нагрелся, так что я сняла его и положила рядом. Свист в трубке прекратился, что означало – Ронда остановилась, выжидая театральную паузу.

– Это Дороти Гибсон.

Если бы моя жизнь была трейлером фильма, то именно в этот момент раздался бы звук съехавшей по пластинке иголки, символизируя драматический перелом сюжета.