– Значит, сейчас у вас точно нет с собой сигарет, да?

Цянькунь был застигнут врасплох:

– Друг мой, в таком состоянии вы еще и курить хотите?

– О, у меня есть… – Ду Чэн хитро улыбнулся и достал из кармана пачку сигарет. – Жаль, что всего лишь две.

– Выкурим по одной. – На лице Цзи Цянькуня тут же появилось завистливое выражение.

Двое стариков достали две последние сигареты, затем наклонились друг к другу, чтобы прикурить, и окутались клубами полупрозрачного дыма.

Цянькунь сделал всего несколько затяжек; тут его лицо приобрело цвет фуксии, и он сильно закашлялся. Ду Чэн поспешно постучал его по спине. Цзи Цянькунь наконец перестал кашлять, торопливо переводя дыхание и все еще держа в руке половинку сигареты. Он отказывался ее выбрасывать.

– Да ладно, бросьте. – Ду Чэн тоже тяжело дышал. – Эх, потратили впустую…

– Это вы мне говорите? – В уголках рта Цянькуня виднелась кровь; он кое-как вытер ее, указывая на Ду Чэна, потиравшего живот: – Вы же тоже больше не можете терпеть.

– Да, через некоторое время мне придется лечиться от асцита…[53] – Ду Чэн скривил губы, его дыхание стало прерывистым.

Цзи Цянькунь сделал еще одну осторожную затяжку, рассеянно глядя на толпу во дворе.

– Лао Ду, мы оба умрем.

– Это да. – Ду Чэн откинулся на спинку скамьи, казалось, истратив все свои силы. – К счастью, одержимость прошла и сожалений больше не осталось.

– Линь Годуна казнили вчера?

– Да. – Веки Ду Чэна оставались полузакрытыми, а его голос становился все тише и тише. – Ему сделали инъекцию.

Цянькунь кивнул в ответ и затем произнес:

– Лао Ду, есть еще кое-что…

– Что же? – Ду Чэн приподнял брови. – Говорите.

– Во время вчерашнего заседания суда семья Юэ Сяохуэй не подала предполагаемый гражданский иск. – Цзи Цянькунь сделал паузу. – Думаю, я должен помириться с этим ребенком и ее отцом, поэтому написал завещание и оставил все свое имущество ей. Если у вас будет шанс, убедите ее принять его.

– Хорошо… – Голос Ду Чэна был почти неразличимым.