Ножом Кору ударили один раз. Четырехдюймовый горизонтальный разрез на левом боку чуть выше живота.

Травмы головы, рук и лица были нанесены каким-то тупым предметом; по фотографиям и рентгеновским снимкам я не могла точно сказать, каким именно. Токсикологический анализ ничего не показал: следов алкоголя или наркотиков у девочки не обнаружили. Короче, выискивать в ее карточке было нечего.

Травма руки мне тоже ничего не подсказала. Нападавший сначала использовал одно орудие, а затем перешел на другое? Вполне возможно.

Кора ведь могла сопротивляться, из-за чего нападавший выронил либо нож, либо неизвестное тупое орудие. Однако ни на одной части тела Коры не было ран, которые остаются, когда жертва пытается защищаться. Никаких порезов на руках или пальцах, которые указывают на сопротивление.

Почему же она не сопротивлялась? Потому ли, что нападавший был ее знакомым? Тем, кому она доверяла. А если это одна из подруг, Вайолет или Джордин, а то и обе? Что-то тут по-прежнему не сходилось, но я не могла ухватить, что именно. Пока не могла.

Когда я вернулась, чтобы проверить Кору, дверь в палату была закрыта, а на ручке висела табличка: «Пациент отдыхает, просьба не беспокоить». Я решила рискнуть и легонько постучала. Дверь приоткрылась, и передо мной вырос Джим Лэндри.

– Да? – резко спросил он.

– Как она? – прошептала я.

– Спит, – отрезал он.

Я уже собиралась извиниться, что побеспокоила, но тут за спиной мужа появилась Мара, и мы все втроем отошли в коридор.

– У нее инфекция. – Лицо у матери было бледным, напряженным. – В глазу.

– Сочувствую, – сказала я. – Что говорит доктор?

– Увеличить дозу антибиотиков, а потом просто ждать и наблюдать.

Дело плохо. Мара не сказала прямо, но я поняла, что Кора может потерять глаз.

– Извините нас, – пробормотал Джим. Он выглядел беспомощным, побежденным. Но было в его лице еще что-то. Чувство вины, пожалуй. Он посмотрел мне через плечо и двинулся по коридору, огибая меня. Я повернулась и увидела, что он идет к полицейскому.

– О боже, – выдохнула Мара, проводя пальцами по волосам. – Как же они мне надоели. Постоянно норовят задавать Коре вопросы, а она не может на них ответить. Не помнит ничего.

У меня в голове всплыли последние слова Коры, что Джозеф Уизер не остался с ней на станции. Если она помнила это, то, возможно, сумеет описать и другие подробности, но я не могла вот так взять и рассказать Маре то, что ее дочь открыла мне во время беседы. Сохранение врачебной тайны – принцип непреложный.

– Полиции довольно часто приходится допрашивать потерпевших по нескольку раз. Вы не представляете, сколько всего интересного свидетели могут вспомнить со временем, – объяснила я.