Позже, у себя в комнате, Мария достала кулек из кармана и развернула его. По ее прикидкам, Ханна отдала ей примерно половину оставшегося порошка. Мария замерла в нерешительности. Может, прямо сейчас отнести мышьяк вниз и бросить его в огонь? Нет, лучше завтра. Если она выйдет из спальни в такой поздний час, кто-нибудь непременно обратит на это внимание.
Дрожащими руками девочка подняла крышку корзинки для рукоделия и достала свою незаконченную вышивку – уродливую, неказистую, заставлявшую «мастерицу» сгорать со стыда всякий раз, когда она глядела на свою работу. Внутри корзины была подкладка, но шов внизу разошелся. Мария пропихнула кулек в отверстие, прикрыла его вышивкой и захлопнула крышку.
Спешить некуда. Завтра она решит, как поступить.
Глава 56
Глава 56
– Время – начало третьего ночи! – дребезжащим голосом выкрикивал глашатай на Стрэнде. – Воскресенье, погода хорошая и ясная! – Покачиваясь, он брел по мостовой, время от времени звоня в треснутый колокольчик. – Начало третьего…
– Где вас высадить? В Савое? – уточнила Кэт.
Марвуд зашевелился. Он сидел напротив нее в темной, подскакивающей на булыжниках карете.
– Сначала я провожу вас до дома.
– В этом нет нужды, – возразила Кэт, но больше для порядка: она была рада обществу Марвуда.
Ночной Лондон – опасное место для женщины без провожатых.
Они уже некоторое время ехали молча. Оба были совершенно измучены. Казалось, этот день длился целую вечность. С рассветом они отплыли на пакетботе из Дувра, обогнули побережье и по устью реки Медуэй добрались до самого Рочестера. Там сошли на берег и пообедали. А потом – тридцать миль до Лондона на почтовых. Затем Марвуд и Кэтрин пересели в эту карету, нанятую за баснословные деньги на почтовой станции, чтобы их перевезли через Лондонский мост.
Карета повернула в сторону Ковент-Гарден. Даже в столь поздний час народу на площади хватало, в основном это были мужчины, торговавшиеся с уличными девками в аркадах. Где-то невидимая певица исполняла балладу о женщине, брошенной возлюбленным. Ни слуха, ни голоса у этой особы не было, однако пела она так громко, что заглушала стук колес и лошадиных копыт.
Генриетта-стрит была погружена во тьму, если не считать полосок света между ставнями нескольких окон. Карета остановилась возле дома со знаком розы. Марвуд вылез из экипажа и громко постучал в дверь набалдашником трости. Кэт, оказавшись на мостовой, тоже присоединилась к нему. Барабанить в дверь пришлось почти минуту, и вот наконец мальчик Фибса отодвинул створку в окошке и с тревогой спросил, кто там.