Никогда не знавший страха Митараи совершенно спокойно вплыл головой вперед в темную щель. Леона — вслед за ним. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней.

У Митараи и Леоны были фонари. В глубине тьмы они осветили обветшалый коридор. По сторонам нависали каменные стены, и мы втроем, как мотыльки, порхали под его потолком, продвигаясь вперед. Со стен свисали приросшие к ним водоросли, и их стебли мягко касались наших тел.

Слева показался небольшой проход. Митараи, изогнувшись, направился туда. За ним — Леона, а потом занырнул и я.

Тут была полная темнота. Крупные рыбы бросались в сторону, побеспокоенные лучом света от фонаря Митараи. Он водил лучом, выхватывая из темноты стоящие вдоль почерневших стен статуи, напоминавшие древнеегипетские.

Потом мой друг всплыл повыше и осмотрел потолок и прилегающую к нему часть стен. Потер стену рукой. От этого в воде, подобно дыму, заклубилась черная грязь, и под ней обнаружилась удивительно яркая цветная роспись.

Картина изображала плывущий по Нилу корабль. Справа от него мы увидели фигуры крестьян, склонившихся за уборкой урожая, внизу — изображение группы молодых египтянок, стоящих рядом и смотрящих в левую сторону. Митараи, как большая летучая мышь, плавал из конца в конец просторной комнаты и осматривал потолок и углы. Даже в акваланге на дне моря он оставался таким же подвижным, как обычно.

Перехватив фонарь левой рукой, Митараи правой пригласил нас на выход и первым, изогнувшись, занырнул в проход, по которому мы вошли.

Таких комнат оказалось еще три. Это походило на необыкновенный музей, закрытый для посетителей. Мы в темноте заходили в каждую комнату, осматривали углы и потолок и, стирая грязь со стен, рассматривали спрятавшиеся под ней росписи. Затем снова вернулись в коридор. Митараи плыл дальше и дальше. Освещаемые его фонарем стены и полы становились все темнее от загрязнений и выглядели как природные скалы.

На самом деле мы, возможно, и вправду оказались в естественной пещере. Стены были неровные, с многочисленными впадинами и выступами, и следовало внимательно следить, чтобы не поцарапаться.

Путь Митараи преградила черная неровная скала. Осматривая ее, он поплавал вверх и вниз. Потом, медленно перевернувшись, оказался лицом к нам с Леоной. Склонив голову набок, он как будто хотел сказать: «Так не должно быть».

В такие моменты под водой очень неудобно. Невозможно поговорить. Мы совершенно не понимали, что он думает.

Хотя, возможно, и на суше ничего не изменилось бы. Если Митараи сам этого не захочет, он даже под давлением не скажет, о чем думает. Такой уж это человек. Так или иначе, морское дно — мир абсолютного молчания, где любые слова превращаются лишь в бессмысленное бульканье.