Покончив с этой комнатой, выключаю свет и использую фонарик из своей сумки, чтобы добраться до самого приватного пространства в любом доме – хозяйской спальни. Шторы в этой комнате такие же плотные, так что я включаю прикроватную лампу. Осматриваю комнату от одной стены до другой. Выдвижные ящики, карманы куртки, шкатулку для драгоценностей, шкафчики в ванной… Уже собираюсь сдаться, когда мой взгляд натыкается на лампу на дальней тумбочке, которую я оставила включенной. Рядом со шнурком выключателя висит еще что-то. Я подхожу туда, снимаю с нее кулон и раскрываю ладонь, чтобы уставиться на Деву Марию. Вот она – улика, которая связывает убийство Рика Сазерса еще с тремя, если учитывать и татуировку. А еще с тем человеком, который напал на меня.

– Господи Иисусе… – бормочу я, и моя уверенность в том, что я имею дело с какой-то сектой, окончательно укрепляется.

Хватаю кулон и прячу его в пакетик для улик, прежде чем засунуть в свою рабочую сумку. Звонит мой сотовый – я достаю его из кармана и вижу номер брата. Сбрасываю звонок и засовываю телефон обратно в карман. Он немедленно звонит опять. Я морщусь, вытаскиваю его обратно и смотрю на экран – на сей раз это мой отец. Снова сбрасываю звонок, и в этот момент мой брат присылает мне сообщение: Ответь. Это важно. Я все равно буду звонить.

Мой телефон гудит по новой, и я верю Эндрю. Он все равно не отстанет, поэтому принимаю этот чертов звонок.

– Я ответила, – говорю я. – И что теперь?

– Папе нужно тебя увидеть.

– Я не…

– Это важно. Ты должна услышать, что он хочет сказать. Это необходимо, Лайла.

Необходимо… Странный выбор слова.

– Дома?

– Нет. Он на маминой могиле.

Глава 23

Глава 23

Страх перед неизвестностью – это не мое. Я не считаю его полезной эмоцией, равно как и страх перед какой-то реальной угрозой. И то и другое приводит к чрезмерным, иррациональным реакциям на ситуации и людей. Иррациональность приводит к ошибкам, а ошибки убивают. Но когда я подъезжаю к кладбищу и паркуюсь рядом с серебристым «Мерседесом» моего отца, страх неизвестности – это зверь, который не дает себя проигнорировать, прочно поселившись у меня в животе. Возможно, в нем даже есть доля реального страха. Я подозреваю, что моя мать была убита, а мой отец вдруг хочет встретиться на ее могиле, чтобы поговорить.

Глушу мотор, выхожу из машины и кладу ключи в карман. Кладбище хорошо освещено – повсюду торчат высокие фонари. Мой отец стоит спиной ко мне, глядя на могилу моей матери. Над ним раскинула ветки ива, затеняющая участок, когда светит солнце, а не только что появившиеся звезды и месяц, как сейчас, – любимое дерево моей мамы. Я иду к отцу, а он не оборачивается, хотя, конечно, знает, что я уже здесь, и мне интересно, не борется ли он с тем же зверем, что и я. Тем больше причин изгнать из себя это чувство раз и навсегда.