Ну что за насмешки! Хотя Уэйд не из тех, кто ведется на такие подначки. Он взирает на Лэнга с легкой снисходительностью.

А вот я, в отличие от него, не толерантна.

– Лэнг, тебя еще здесь не хватало! – уперев руки в бока, хмуро встречаю я гостя.

– Представь себе, да. Именно меня. Поскольку я с вестями.

Уэйд поднимает ладонь в моем направлении:

– Ладно, созвонимся погодя.

– Погоди. Тебе тоже не помешает это услышать, – говорит Лэнг, закрывая дверь прежде, чем Уэйд успевает ускользнуть, и уже затем бросая свою бомбу: – Ночью нашли Ричарда Уильямса. Он труп.

Уильямс – тот самый зэк, что застрелил моего отца. Я с трудом сглатываю, вспоминая отцово лицо в момент того рокового выстрела.

– Где? – выдавливаю я из себя.

– Трейлерный парк возле Риверсайда, – отвечает Лэнг. – К руке Уильямса был приклеен пистолет, а на столе лежали кучкой деньги и «колеса». По словам тех, кто его видел, пистолет он приклеил к руке специально, чтобы не подвела. Но, видимо, струсил и вместо этого принял таблетки. А затем опять перебздел и позвонил в службу спасения, однако было уже поздно. Другие подробности мы уже вряд ли когда узнаем.

Я с трудом делаю вдох и вымученно, медленно выдыхаю. Где оно, чувство каких-то тектонических перемен в жизни? Ощущение того, что земля, черт возьми, уходит из-под ног? Ничего этого не происходит. Это опять один из моментов, когда задаешься вопросом: не становлюсь ли я чересчур холодна, отстраненна и расчетлива, похожа на убийц, за которыми сама же охочусь?

– Хорошая новость. Молодец, что зашел.

Передо мной встает Уэйд:

– Ты в порядке?

– В полном, – отзываюсь я. – И мотивирована на действия.

Он изучает меня одну долгую, напряженную секунду, которая еще раз доказывает прочность наших с ним отношений.

– Созвонимся, – кивает он наконец и поворачивается, чтобы уйти.

Я ловлю его за рукав:

– Уэйд. Ты знаешь…

– Много чего, – заверяет он, и в его голосе слышны нежность и понимание, каких еще недавно, на кухне, в нем не было.