– Сотрудником службы безопасности. Я знаю. Занимаюсь этим вопросом.

Поскольку мама не знает, что я вернулась в правоохранительные органы, оружие и значок я с себя снимаю. В доме престарелых меня препровождают в рекреацию. Там вовсю идет гулянье с воздушными шарами и серпантином, тортами и смехом. Танцуют под буги-вуги все, кто может, – и обитатели, и гости, и дедушка с бабушкой. Я захожу с задорной улыбкой, а мне навстречу выскакивает мама и обнимает меня. Весь следующий час я вся в родне и веселье. Мы едим торт, и я рядом с дедулей подпеваю старым хитам пятидесятых (как меня звать, он, видите ли, не помнит, но слова песенок знает наизусть).

В разгар гуляния Лэнг шлет эсэмэску, что готовится отсматривать материал за истекшие полгода. Для этого он едет обратно в участок, где просмотром заниматься удобнее, а под боком есть помощь. Зная, что все в надежных руках, я позволяю себе расслабиться и возвращаюсь на вечеринку. Еще через два часа сижу в комнате дедушки: именинник отдыхает, а я болтаю с мамой и бабушкой Кэрол.

Они беспечно смеются, и я диву даюсь, насколько близки бабушка с мамой, хотя они и не кровные родственники. В свое время дедушка усыновил моего отца, а бабушка Кэрол – жена деда вот уже полвека – тоже не приходится маме кровной родственницей. Тем не менее, когда я была подростком, они переехали к нам, и моя мама была единственной, кто о них заботился. Душевно она была к ним ближе, чем за все время мой отец. Может, потому, что в детстве она сама лишилась родителей. Или из-за того, что перепады отцова настроения с их переездом к нам оказались обузданы.

– Как я рада, что ты приехала, родная, – говорит мама, тепло сжимая мне ладонь.

– Ты-то, наверное, думаешь, он не знает, что это ты. – Бабушка с улыбкой кивает. – А мне вот кажется, что знает.

Я улыбаюсь и легонько сжимаю ей руку. Добрая женщина, которая все еще красит свои седины в каштановый цвет и любит возиться на кухне. Дедуля обожает ее выпечку. Сложно даже представить, насколько ей тяжко сознавать его полное беспамятство касательно их совместной жизни.

– Я тоскую по тем дням, когда мы с дедулей слушали джаз и говорили о поэзии.

– Я кое-что вспомнила, моя милая, – говорит бабушка. – У твоей мамы на чердаке хранятся все его старые альбомы с поэзией и пластинки джаза. Если хочешь, все они твои.

Я сажусь прямее.

– Правда?

– Правда. – Бабушка благодушно кивает. – Бери их. Пользуйся в свое удовольствие. Дедушка был бы только рад.

Мысль о том, что в этих воспоминаниях может вскрыться нечто, способное послужить триггером для раскрытия дела, заставляет меня подняться на ноги.