Мэнди попыталась закутаться в одеяло, поплотней обернуть его вокруг шеи, но не могла этого сделать, не имея возможности воспользоваться прикованной к стене правой рукой. Так и сидела, как гусеница в коконе. Плечо выглядывало наружу, и в этом месте под одеяло проникал холод. Кроме того, прикованная рука совершенно обескровилась и онемела. Другая, обожженная, словно горела. Пульсация под кожей означала, что рана инфицирована. Бинты закончились, но в тюбике оставалось немного охлаждающего геля. Следовало бы нанести его на ожог, а потом обернуть руку использованными бинтами. Заражение крови – последнее, что ей сейчас нужно.

Мэнди плакала всю ночь, и слез больше не осталось. Сил тоже, даже на то, чтобы откинуть в сторону одеяло, сесть и позаботиться о больной руке.

«Ты должна это сделать», – говорил внутренний голос.

Застонав, Мэнди села. На зарешеченном окне на противоположенной стене не было ставень, поэтому Мэнди могла без труда определить время суток. Сейчас сумерки раннего утра рассеивались, сменяясь бледным светом тоскливого пасмурного дня. Очертания предметов в комнате становились все более четкими, но Мэнди изучила эту обстановку от и до. Выложенный плиткой каменный пол. Старые ковры. Зарешеченное окно с облупившейся белой краской. Завернув за угол, можно попасть в коридор, в самом конце которого входная дверь. В противоположной стене выход на другую половину дома. Два кресла под окном, повернутые друг к другу. У стены книжный шкаф в половину человеческого роста, и в нем потрепанные книги.

Мэнди не могла дотянуться до них, хотя и очень сомневалась, что в ее положении ей захочется читать. Тем более любовные романы – совершенно не ее жанр. Чушь о красивых женщинах и героических мужчинах. До смешного далекая от реальной жизни, не говоря о том, что ее сейчас окружало, Мэнди всегда пыталась установить связь книжной жизни с настоящей, хотя, в общем и целом, читала мало.

Больше ничего. За исключением ведра для мытья, воду из которого она давно выпила. И другого, грязного ведра. Пластиковой бутылки, в которой когда-то был лимонад. Пустой упаковки из-под сэндвича и тюбика с гелем.

По крайней мере, можно не бояться, что что-то загорится или взорвется. Если у нее был бы выбор, Мэнди предпочла бы умереть от холода или заражения крови, чем сгореть заживо. Этого она боялась больше всего.

По большому счету, ей вовсе не хотелось умирать, и уж точно не медленно и мучительно.

Одеяло соскользнуло с плеча, и Мэнди на секунду остановилась, пытаясь свыкнуться с тем, что стало еще холоднее. На самом деле это не имело большого значения, она и так продрогла до костей. Так или иначе, этого дурацкого одеяла было недостаточно.