– А вы что-нибудь такое от кого-нибудь слышали?

– Я просто рассматриваю разные версии. У мужчины бесследно пропадает жена. Спустя годы то же происходит с его дочерью. Я нахожу это странным, да.

– Но почему вы меня спрашиваете об этом? Почему я? Только лишь потому, что несколько дней назад я был в этой клинике и интересовался дальней родственницей?

– С какой стати вы ею заинтересовались, мистер Сондерс? И почему сейчас, после стольких-то лет?

– Я уже объяснял вам, что сам страдаю от депрессии. Я хотел знать, может ли это быть генетической проблемой в нашей семье.

– В интернете масса материалов на эту тему. Для этого не обязательно беспокоить врачей Линды. И потом, почему именно сейчас?

– Потому что сейчас мне особенно плохо. Мне никогда не было хорошо, но сейчас я дошел до края. Я не могу справиться со своей жизнью. Работа стопорится. У меня творческий кризис. Я болен.

– Сочувствую, мистер Сондерс, но чем вам могли помочь бывшие врачи вашей пятиюродной кузины? Вы ведь не собирались у них лечиться, насколько я поняла. Что же вы там искали?

– В Чемберфилде мне дали адрес ее терапевта.

– Доктора Рассела, – сказала Кейт.

– У него вы тоже побывали? Я не застал его дома.

– Он больше не практикует и не смог бы сказать вам ничего конкретного. Мне не понятно, какой помощи вы у него искали? Как знание того, что депрессия передается в вашей семье генетически, могло улучшить ваше состояние?

– По крайней мере, я знал бы об этом. Что все дело в наследственности, а не в том, что я что-то делаю не так. Того, что заложено в генах, нельзя исправить на другом уровне.

Кейт задумалась. Она начинала понимать Брендана Сондерса. Этот человек не переставал винить себя за собственную депрессию и творческий кризис. Сутками размышлял, где допустил ошибку. Наверное, для него стало бы большим облегчением узнать, что его заболевание врожденное и он не мог его избежать, куда бы ни направлял свою жизнь.

В то же время что-то в нем настораживало. Болезненное морщинистое лицо Брендана Сондерса свидетельствовало о многолетней борьбе с самим собой. Это началось не вчера и не имело никакого отношения к литературному творчеству. Тем не менее в Чемберфилд он отправился только сейчас. Совпадение? Возможно. Кейт не знала, о чем именно говорили Брендан Сондерс и Меннеринг. Доктор умолчал об этом, связанный врачебной тайной. «Вам лучше обсудить это с самим Сондерсом», – вот и все, что он сказал.

Первое, что бросалось в глаза – его нервозность. То, как он обильно потел. Не мог ни секунды удержать руки в покое. Возможно, принимал лекарства, которые имели такой побочный эффект. Тем не менее этот человек с самого первого момента запустил в Кейт знакомый, но оттого не менее удивительный процесс. Это работало вне ее сознания, Кейт не могла воплотить его в мысленную конструкцию, и до поры все оставалось на уровне смутных ощущений. Которые не обманывали, Кейт знала это из опыта.