Но резиновая лента и палочки от фруктового мороженого позволяли делать не более десяти выстрелов в минуту. Этот «М-110», полностью автоматический, способен выпустить сто пуль примерно за пятнадцать секунд.

Человечек положил пистолет на ладонь, оценивая вес, бледные глаза его маслено блестели. Он облизнул губы, будто наслаждение стрельбой мог чувствовать на вкус.

— Запасаетесь на случай войны? — спросил я.

Бубба косо посмотрел на меня и стал пересчитывать деньги из бумажного пакета.

Человечек улыбался пистолету, как котенку.

— Гонения существуют всегда и всюду, дорогой. Надо быть во всеоружии. — Он кончиками пальцев погладил раму пистолета. — О, ты мой, мой, мой, — заворковал он.

И тут я его узнал.

Леон Третт, педофил, фотографию которого Бруссард дал нам в самые первые дни после исчезновения Аманды Маккриди. Человек, подозреваемый в растлении более пятнадцати детей и в похищении двух.

И такого человека мы только что вооружили! Черт побери!

Он вдруг взглянул на меня так, будто понял, о чем я думаю, а я похолодел и в сальном блеске его водянистых глаз почувствовал себя маленьким.

— А магазины? — сказал он.

— Когда буду уходить, — сказал Бубба. — Не мешай, видишь — считаю.

Леон Третт сделал шаг в сторону Буббы:

— Нет-нет. Тогда уже будет поздно. Сейчас.

— Заткнись, — сказал Бубба. — Не видишь, я считаю, четыреста пятьдесят, шестьдесят, шестьдесят пять, — бормотал он себе под нос, — семьдесят, семьдесят пять…

Леон Третт покачал головой, как будто от этого Бубба мог прислушаться к его доводам и отдать магазины.

— Мне нужны магазины сейчас. Я за них заплатил.

Он потянулся к руке Буббы, но тот толкнул его на маленький столик, стоявший под окном.

— Козел! — Бубба смешал в кучу банкноты, которые держал в руках. — Теперь придется все сначала.

— Ты мне магазины дай. — В голосе Третта появились интонации избалованного восьмилетнего ребенка. — Дай мне магазины.