Все, что происходило со мной, происходило наяву. Возможно, больше со мной уже не случится ничего…
Внезапно двустворчатая дверь часовни отворилась. Мощный свет неоновых и галогеновых ламп, заливавший ее изнутри, ослепил меня. Прижав руки козырьком ко лбу, я вошел внутрь. В крошечном нефе, перед алтарем, убранном уже увядшими цветами, я различил две молитвенные скамеечки. Затем увидел пустые скамьи из светлого дуба; на них лежали книги в красных переплетах. Конечно, библии или молитвенники.
Колокол снова зазвонил. Я убрал от лица вымазанные красной глиной руки.
— Мы должны были пожениться 2 октября, — донесся голос из часовни. — Все было готово. Шарль мечтал сам отвести дочь к алтарю. Луиза мечтала держать на коленях ребенка, который должен был родиться у меня и Миртий. Если бы она не встретила тебя.
Два шага по каменному полу отразились звучным эхо. От двери отделился мужчина в свадебном костюме. Я скользнул взглядом сначала по его бутоньерке с красной нитью, затем вгляделся в лицо.
Лицо, мне знакомое.
На меня в упор строго смотрел Кристиан Ле Медеф. Отчетливо, явно желая непременно донести до меня свои слова, он повторил:
— Мадам Миртий Камю-Мескилек. Звучало бы неплохо, а?
Убегая, я расслышал еще несколько слов, сказанных им, без сомнения, для себя.
— Если бы только я был здесь, чтобы защитить ее…
Я шел прямо, не сворачивая, к ферме с закрытыми ставнями, массивное строение которой чернело в конце тупика, после фонаря. Я собирался постучать в дверь, кричать, умолять обитателей дома впустить меня и запереть за мной дверь, чтобы не дать призракам пробраться следом.
Во дворе фермы не было ни души, даже петуха, пением своим рассеивающего кошмары.
Позади залаяла собака. Отрывистое визгливое тявканье пуделя, ничего общего с огромным молоссом, охраняющим владение. Затем где-то зажегся свет, откуда-то со скоростью выпущенной стрелы выкатился маленький шерстяной комок и застыл в нескольких метрах от моих глиняных ног.
— Арнольд? — громко спросил я.
Ши-тцу в бежевом свитере с красными полосками, том самом, что был на нем в утро самоубийства Магали Варрон.
— Арнольд, — повторил я.
Песик отказался признать свое имя. Он с недоверием смотрел на меня и щерил зубы при любой моей попытке пошевелиться.
В отчаянии устремив взор на закрытые ставни фермы, я искал, но не находил помощи и в конце концов двинулся вперед, протянув ши-тцу свою перемазанную красной глиной руку. Мускулы песика напряглись, раскрытая пасть приготовилась сомкнуться над моим запястьем.
— Назад! — прокричал голос в противоположном конце двора.