– Я тебе не дружище. Я верховный руководитель полицейского ведомства страны. Я требую, чтобы меня держали в курсе всего, что происходит в этом ведомстве. Понятно? Всего. А ты сейчас отвечаешь за связь. Что произошло?

– Я же сказал, что не знаю точно.

– Начальник связи, который ничего не знает, – гремел начальник ЦПУ. – Великолепно. Что ты, собственно, знаешь? Ты знаешь, когда тебе надо подтереться?

– Но ведь…

Если Мальм и вправду хотел что-то объяснить, шеф лишил его этой возможности.

– Мне непонятно, почему ни начальник охраны порядка, ни Мёллер, ни Бек, ни Ларссон, ни Пакке, или Макке, или как там его, не считают нужным явиться сюда и доложить или хотя бы позвонить…

– Да ведь коммутатор не соединяет никого, кроме твоей жены, – не без ехидства заметил Мальм.

Он немного осмелел, но до того самоуверенного Мальма, каким он сам себя видел, было еще далеко.

– Ладно, рассказывай про покушение.

– Но я правда ничего не знаю. Бек и Ларссон, кажется, уже едут сюда.

– Кажется? Эксперт по связи, который ничего не знает. Монументально. И кто же будет на этот раз бараном отпущения?

Тот же, кто всегда им бывает, подумал Мальм. Вслух он сказал:

– Фамилия нашего сотрудника не Макке, а Скакке, Бенни Скакке. И не «бараном отпущения» надо говорить, а «козлом отпущения». И слово «монументально» применяется обычно, когда говорят о каком-нибудь сооружении.

Мальм явно справился с испугом.

Начальник ЦПУ резко встал и быстро прошагал к окну, завешенному тяжелой гардиной.

– Нечего меня поправлять, – яростно произнес он. – Если я говорю «баран отпущения», значит, так положено. Если понадобятся исправления, я сам исправлю.

Сейчас полезет на стену, тоскливо подумал Мальм. Хоть бы сорвался.

В дверь постучали.

Вошли Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон.

Мартин Бек не мог пожаловаться на рост, но рядом с Гюнвальдом Ларссоном он казался не таким уж внушительным.