Анетте резко нажала на газ.

– Да, спасибо, и знаешь, что еще? Нам нужно поторопиться. Старик Кинго приземляется через пять минут.

*

– Тебе удобно?

Эстер ди Лауренти старалась подавить слезы. Ее лодыжки и запястья были стянуты пластиковыми полосками, врезающимися в кожу. Волны плескались у бедер, в стопы впивались острые камни на мелководье. На отмели было трудно удержать равновесие, стоя на корточках, но если расслабиться и отдаться на милость волн, угодишь на острие ножа, направленного прямо на нее. Солнце стояло на небе низко, проливая на мир теплый золотистый свет, но у нее, в насквозь промокшей одежде, зуб на зуб не попадал.

– Хорошо, что ты наконец просыпаешься. А то я заскучал. Ты проспала не меньше четырнадцати часов. Я привез тебя сюда, чтобы показать дом, где прошло мое детство. Я подумал, что ты должна запечатлеть его в своем сознании, прежде чем все кончится. Я видел твое жилище, так что теперь, мне кажется, надо и тебе дать возможность познакомиться с моим. Или, точнее, с одним из моих жилищ. Интернат «Млечный Путь», как тебе? – Дэвид Бовин выпрямился на стуле, стоявшем на мелком дне, не перемещая ножа, острие которого маячило в десяти сантиметрах от лица Эстер.

– Были потрачены миллионы, чтобы привести его в порядок – новые комнаты, новая кухня, спортивный зал, дивный сад с батутом. Когда я тут жил, музыка была совсем не та, если можно так сказать. Тогда мы спали в общей спальне. Отданные на милость старшим мальчикам и учителю, распускающему руки.

– Дай мне уйти, – умоляла Эстер. – Я не знаю, кто ты, но клянусь, что не имею никакого отношения к твоему детству.

– Неужели? Непредусмотрительно сказано, на мой взгляд. Ну, ты ведь можешь позволить себе быть непредусмотрительной. Единственный ребенок, зеница ока своих родителей, не так ли? Интересно, сколько сейчас стоит такой прекрасный городской дом?

– Забирай его, только отпусти меня. Прошу. – Сопротивляясь волне, Эстер упала на отмель. Ее голова оказалась под водой, со связанными руками и онемевшими ногами она никак не могла вынырнуть. Она долго будет бороться изо всех сил, пока легкие не наполнятся водой. Но через мгновение его рука грубо схватила ее за шею и снова посадила на корточки.

– Поверь, мне тоже нелегко. Всю жизнь я хотел совсем другого, но тут от меня ничего не зависит.

Эстер закашлялась и попробовала подняться. Ее бедра горели. Наклон ножа заставил ее снова сесть.

– Я так больше не выдержу. Мне очень больно.

– Думаешь, мне интересно слышать о твоей боли? Думаешь, мне жаль тебя? Ты от меня отказалась! Сидела себе в своем привилегированном положении и думать не думала ни о каком ребенке, – кривлялся он. – Как думаешь, что происходит с ребенком, когда он никому не нужен? Ты понимаешь, что ты натворила? Что это такое – скитаться из одной приемной семьи в другую, пока от тебя все не отвернутся и не сунут в казенное заведение с другими такими же, от кого все отказались?