– Милли?

– Не вешай трубку, Робин хочет с тобой поговорить!

– Зайка, я хочу задать тебе вопрос.

– Давай.

Я подхожу к окну.

– Вспомни, пожалуйста, прошлое лето. Те выходные, которые я провела в больнице у бабушки. За неделю до того, как ты была подружкой невесты на свадьбе у Робин. Помнишь?

– Да-а-а, – не очень уверенно тянет Милли.

Почти весь сад уже скрылся в тени, освещена только камелия.

– Утром у тебя были гимнастические соревнования, а днем вы праздновали день рождения Гарриет Пью. Помнишь, в гончарной мастерской? Расписывали разные чашки, мисочки…

– Ага! На моей тарелке неправильно написали мое имя! И еще нам не разрешили рисовать пингвинов. А я хотела пингвина в галстуке-бабочке! Они такие милые…

– А между соревнованиями и тарелками?… Ты не помнишь, приходила ли к нам домой на собеседование девушка, которая хотела быть твоей няней? Высокая, красивая, с длинными рыжими волосами.

Какое-то движение в грабах.

– Помню.

На кормушке под яблоней висит, покачиваясь, белка.

– Помнишь?

– Да. Она мне понравилась. Хвасталась, что умеет делать «колесо», а сама свалилась! Папа варил ей кофе на новой кофеварке, и у него пригорело молоко.

Я обрушиваюсь на скамейку. Где-то далеко в чужом саду лает собака.

С Робин я разговариваю на автопилоте. Они думают приехать тогда-то. Планируют то-то. Робин нужно успеть туда-то во столько-то.

Аня была здесь?… И Филипп с ней общался… Угощал кофе?… Но… Почему же он ничего не сказал?!

Робин говорит что-то еще, и мне нужно ответить по-человечески. Наконец она прощается и вешает трубку.