Светлый фон

 

 

Изредка в хладнокровных планах Смита проскальзывало нечто вроде… жалости, если это слово здесь уместно. Но Смит, похоже, в самом деле испытывал сострадание к двум из жертв — Беатрис Эгмонт и Кэти Картрайт. В конце концов, Кармайн пришел к заключению, что Смит уважал их как добропорядочных женщин, которые не заслуживали смерти, а значит, должны были умереть быстро и безболезненно.

По первоначальному плану, как с интересом отметил Кармайн, Эвана Пью собирались отравить порошком из лабораторий КГБ — смерть от неспецифического сепсиса. Отнюдь не безболезненная, но и не настолько чудовищная, как от капкана. Пью положили бы в больницу и накачали наркотиками, чтобы он по крайней мере не страдал.

Отдельная запись была посвящена чернокожим жертвам.

 

«Официантов тоже нужно устранить. Забавно, при всей болтовне о расовом равноправии белые американцы по-прежнему предпочитают черных в качестве слуг. Или шлюх, как Диди. Стравинский позаботится о киллерах из другого штата — трех, по одному на каждого. Я предпочитаю три разных пистолета американского производства. С глушителями, как в кино. Стравинский считает, что я перегибаю палку, но решения принимает не он. Мне скучно!!! Все равно эти американские придурки меня не поймают, так какая разница?»

 

 

«Ах ты, высокомерный ублюдок! Скучно ему, видите ли!»

А вот и двадцать девятое марта.

 

«Подумать только — я был убежден, что угроза миновала! Ничего подобного. Какой стимул! Я бодр, умен и весел, как говорят у них в рекламе. Итак, мистер Эван Пью, Говорун убьет тебя не так, как планировал вначале. Используем медвежий капкан. Его установит Стравинский, перевоплотившись в Джошуа Батлера. Я подозревал, что вымогателем окажется именно мистер Эван Пью, так что подготовительная работа уже сделана. В балке приготовлены отверстия для болтов. У Стравинского есть инструменты, он достаточно силен и высок. Пью получит свои деньги — капля в море! — и мучительную смерть в придачу. Чисто по-американски. Кстати, капкан тоже американского производства…»

 

 

Запись от четвертого апреля касалась Дезмонда Скепса.

 

 

«Вот и нет тебя, Дезмонд Скепс, с твоим бесконечным нытьем про Филомену, нежеланием признать свою вину в том, что она тебя бросила. Очень хорошая женщина, даром что американка.

Мне доставило удовольствие смотреть, как он умирает! Я презираю мужчин, которые возбуждаются при виде чужих страданий, но признаюсь, вид Дезмонда Скепса, перевязанного, как индейка на День благодарения, недвижимого как труп, но с живыми глазами и мозгом, вызвал у меня эрекцию. Мы поиграли с ним — я и мой маленький паяльник. Как он пытался закричать! Но голосовые связки его не слушались. Выходил только хриплый вой. Жидкий аммиак в венах жег его изнутри, это натолкнуло на мысль о «Драно». Какая смерть! Я насладился каждой ее минутой. Когда он признался, что назначил Эрику опекуном юного Дезмонда, у него не осталось ни малейшего шанса. Он восхищался ее деловой хваткой, не подозревая, что за ней стою я. Прощай, Дезмонд!»