Вдруг всадник поперек дороги на белом коне! Ладный, плечистый, веселый, в кубанке набекрень, а из-под нее русый чуб вьется. Насмешливо зыркнул всадник на Бориску, засмеялся зло:

— Не туда, паря, скачешь! Надо в обгон, наперерез! За мной!

И полетели кони, как на крыльях! Легко и свободно перемахивают кусты и кочки, овражки, ручьи… Вдруг — болото открылось!

Осадил Бориска коня, а всадник рядом поводья натянул:

— Никак кишка тонка! Вперед!

И махнул Бориска вперед, только краем глаза увидел, что советчик следом не спешит. «Чего это он?» — только и успел подумать Бориска, как ухнул вместе со своим каурым жеребчиком в трясину!

Захрапел конь, все глубже и глубже его в трясину тянет, а вместе с ним и Бориску! Заржал верный жеребчик, жалобно и протяжно, забился в цепкой тине! Бориска прочь было рванулся, да ноги в стременах запутались! Черная жижа уже конскую спину заливает — нет спасения в этой зловещей топи! Отчаянно завертел головой жеребчик, тряхнул последний раз гривою…

А Бориска из последних сил к берегу обернулся. И увидел всадника на белом коне. Застыл он неподвижно, лицо кривится, то ли в усмешке, то ли в оскале злобном. А Бориска уже на лице липкие лапы болотные чует, вздохнуть нет сил…

— Да-а, паренек… — покачал головою дряхлый Евлампий. — Сновиденье твое вещее… Это, мил человек, прямой тебе указ Господен: заведет тебя новая власть в такую топь-трясину, что и не выскребышься! Вот ноне ты хде? Как раз в болотине и есть — законопачен в острог, и конца-краю твоему томлению не видать! М-да-с…

— А он, дурень, за нее, эту власть, бился изо всей мочи! — хохотнул, теребя спутанную бороденку, бельмастый Коська Баталов. — Бился ты, паря, с беляками за комиссарские животы, а в твой шрапнели натолкали да еще и в энти палаты спровадили! — Коська со злобной тоской обвел глазами камеру. — Погодь, погодь, ищо на тебя все и навесят — чево ты сам наделал и чево другие!

— Ты мое фронтовое не трожь! — вскочил Бориска. — И комиссаров в вашей буржуйской Чите не видать! Зажирели недобитки, все себе возвернули из прежней жизни!

— Разорались, едрена матрена! Сами, оглоеды, не спят и другим не дают, растуды твою в качель! — заругался проснувшийся от криков сосед Багрова по нарам. — Послухаешь, так сплошны политические в камеру набилися! «Буржуи!..», «комиссары!..» Один хрен! Все они в Дэвээрии одной ватагой! Гамузом на народ навалилися — и сосут, сосут! Ишь — на антомобилях раскатывают да заседанья заседают! Буфер устроили…

— А Россию-матушку по частям растыркивают, — с благостным сокрушением вымолвил Евлампий, то ли утверждая, то ли жалея. — Хунхузов напустили полным-полно, теперя оне торговлю развели почище нас, да вкругорядь поселения-то огороды устраивают…