Вскоре на столе появилась глубокая миска с горячими наваристыми щами и духмяная краюха хлеба, которые принес в комнатку двенадцатилетний сирота Ваня Куйдин, курчавый, рослый, мослатый. С год назад приглядел его, голодно шныряющего между базарными рядами, Филипп Притупов, пригрел, взял в половые, за что Ванька стал у Фили-Медведя тенью.

Во второй заход мальчишка принес кровяной колбасы, толсто порезанной на фаянсовой тарелке, соленых груздей и сдобные калачи, обсыпанные маком.

Бориска про недавно проглоченные колбасу и булку враз забыл, снова глотая слюну.

Ленков насмешливо глянул на Бориску, махнул Ваньке-половому:

— Давай-ка, Ванятка, моей…

Курчавый мальчонка понимающе кивнул, выбежал, быстро вернулся и выставил на стол бутылку водки с засургученной головкой.

— Ну, друже Бориска, пропустим за встречу нечаянную. Присоединяйся, Филипп.

Маленького граненого стаканчика хватило, чтобы спиртное крепко ударило Бориске в голову. Вмиг захмелев, он неловко тыкал ложкой в миску с грибами.

— Ты добрый, Костя! Добрый…

— Не ори! Я же тебе сказал — Никифор!

— Прости, Костя, прости…

— Цыц, твою мать! Лучше поменьше жри, а то устроишь себе в кишках заворот с голодухи. Куда разогнался, кобелем на сучку? Посидим еще…

— От она, настоящая боевая дружба! Ты понял, дядя? — Бориска невидяще уставился на Филю-харчевника. — Да я… За Костю… Тьфу, ты черт! За Никифора… Костя, ты не сумлевайся, за твою доброту я… Дядя Никифор! Я расплачусь… За доброе отношение завсегда… Добрый ты, Костя, добрый…

— Иди, ляг на диван, вздремни. Ишь, развезло! — Притупов резко подхватил Бориску сзади под мышки, сволок к дивану. — Говорливый после рюмки!

— Ты, дядя, напрасно! — неожиданно трезво крикнул с дивана Бориска. — Если надо я — могила!

И рухнул на диван, полностью отключившись.

— Слабый на выпивку твой партизанский дружок, — проговорил, глядя на безжизненного Багрова, Притупов. — И говорливый… А пожрать — молодец, та еще кишка…

— Зато он мне преданней собаки будет, — ответил Ленков. — Ты, Филя, его лохмотья, — показал на валявшуюся в углу замызганную шинелешку, — выбрось. Ванятку к Ибрагиму пошли, пусть мою бекешку припрет. Дадим этому, все равно ее от мазуты не отмыть…

Пока притуповский половой бегал за бекешкой, вдвоем прикончили начатую и еще одну бутылку водки. Медленно за окном наползали сумерки. Ленков растолкал Бориску.

— Вставай, пора двигаться на постой.