— Я хочу поблагодарить тебя. Ты оказал нам огромную услугу.

— Я делал это не ради тебя или твоего знамени.

— Я знаю.

— Фактически я думал, что ты — режиссер спектакля.

— И это я знаю и не виню тебя.

В течение нескольких минут все трое хранили молчание. Чирин первым вернулся к разговору:

— Есть шанс, что ты возвратишься к нам?

— Никакого, Камило. Однажды ты меня обманул. Больше такого не повторится.

— В последний раз. Во имя старой дружбы.

Фаулер задумался на пару мгновений:

— С одним условием. Ты знаешь, о чем я.

Чирин кивнул:

— Даю тебе слово. Никто пальцем ее не тронет.

— Вторую тоже. Испанку.

— Этого я тебе обещать не могу. Мы до сих пор не уверены, не сохранилась ли у нее копия диска.

— Я побеседовал с ней. У нее нет диска, и она никому не скажет ни слова.

— Хорошо. Без диска она ничего не сможет доказать.

Вновь установилось молчание, на сей раз более продолжительное. Его нарушало попискивание электрокардиографа, датчики которого были закреплены на груди священника. Фаулер постепенно впадал в забытье. Как сквозь туман до него донеслись последние слова Чирина:

— А знаешь, Энтони? На миг мне почудилось, будто ты собираешься рассказать ей правду. Всю правду.

Своего ответа Фаулер не слышал, впрочем, необходимости в том не было. Истина никого еще не сделала свободным. Он знал, что даже сам не смог бы вынести всей правды. Так можно ли взваливать неподъемный груз на плечи другого человека?