— Дайте договорить. Во первых: метод находится еще в стадии разработки и даже еще не ставились опыты на животных. Во вторых: речь идет о врожденных дефектах.

— Мой мальчик родился нормальным?

— Да, — врач почему-то опустил глаза.

— Мне в больнице говорили, что это проявилось только к двум годам. Ну почему, почему, господи, почему! Как будто нам мало было почек, — женщина согнулась над белокурой круглой и тяжелой головой ребенка и прижала его к себе. — И так ему было плохо, а сейчас…

— Так хотите, чтобы я поговорил с ним?

— А это поможет?

— Вот что я вам скажу, мамаша, даже проверенный, проводимый годами метод не гарантирует сто процентов выздоравливаемых, а я вам рассказал лишь об исследовании. Если быть объективным, это только надежда на далекое будущее, понимаете?

— Да, конечно.

Женщина опустила голову, касаясь щекой золотистых волос сына. Лицо ее потемнело, а взгляд застыл, почти что так же бездумно, как у больного аутизмом ребенка. А мальчик не дремал. Он, освоившись, стянул со стола тетрадку в клеенчатом переплете и потащил в рот ее корешок.

— Этого делать не надо, — ровным терпеливым голосом сказал невропатолог, не торопясь, обошел стол и склонился над ребенком. — Дай-ка мне. Вот так, молодец.

Ребенок безропотно отдал тетрадь, поднял голову и посмотрел на врача ставшими сразу большими и круглыми глазенками, в которых застыл испуг. Он теснее прижался к матери и сделал движение руками закрыть голову.

— Его бьют? — спросил врач.

— Нет, — неуверенно ответила женщина. — Я на него никогда даже не кричу.

Врач покачал головой, вздохнул и сел на крышку стола, сдвинув бумаги.

— Как тебя зовут?

— Данилка, — удивленно ответила за сына мать.

— Нет. Тебя.

— Меня? Лида.

— Ты замужем?

— Да.