Мы с сестрой никогда не разговаривали через стену, потому что ее кровать стояла с другой стороны комнаты. Возможно, Абигейл переставила мебель за то время, что жила там. Семнадцать дней превратились в двадцать, и в двадцать четыре, а потом неожиданно наступил август. Я не заметила никаких признаков возврата к прежней жизни – скорого прибытия Роуз или отъезда Абигейл. Мы продолжали жить вчетвером, отбросив прежние традиции и создавая новые. В церкви по воскресеньям люди смотрели на нас и перешептывались относительно нового члена нашей семьи и подозрительного отсутствия моей старшей сестры, пока однажды отец не заявил, что больше мы не станем ходить в церковь. «Лучше молиться дома», – сказал он. По вечерам, после обеда, мы отправлялись в кафе, чтобы поесть мороженого, затем ехали на пруд купаться. Мама настояла на том, чтобы отец нашел владельца и попросил у него разрешения. Старик сказал, что он и раньше радовался, когда люди приходили туда купаться, так что у него нет никаких возражений.

Как девочка моего возраста может не чувствовать себя счастливой – или хотя бы довольной, если каждый вечер ее угощают мороженым, а перед сном разрешают купаться под небом, полным звезд? И, хотя иногда я чувствовала вину из-за Роуз, я была счастлива. И знала, что Абигейл тоже получает удовольствие от жизни с нами. Мы стали больше разговаривать, но до той ночи, когда она постучала в стену, темы наших бесед ограничивались выбором сорта мороженого и любимых мест на пруду.

– Все в порядке, – сказала я Абигейл. – Но уже поздно. Что-то случилось?

– Почти каждую ночь мне снится один и тот же сон. Про маму.

– Плохой сон?

Она молчала. «Может быть, – подумала я, – она снова заснула, и на этом все закончится».

– Хороший и плохой одновременно, – продолжала она. – Когда мы целый год прожили в семинарии в Орегоне, мы с мамой придумали специальный ритуал, который проводили перед сном. У тебя такое было с твоей мамой? Она делала что-то перед тем, как выключить свет, чтобы ты не боялась?

Я подумала о молитвах, которые мама произносила вместе со мной, и о песне, которую мне пела, когда я была маленькой, еще до того, как ее место заняла другая песня, и то, как мама гладила мои волосы и целовала в лоб перед тем, как уйти.

– Да, – ответила я, почувствовав внезапную тоску о тех временах. – У нас был ритуал.

– А ты знаешь, что моя мама была стюардессой?

– Нет, – удивилась я. – В самом деле?

– Так она с ним познакомилась. Он летел в Южную Африку с другими миссионерами. Моя мама там родилась. В Кейптауне. Они полюбили друг друга, и он уговорил маму переехать к нему в миссию.